Ах ты тварь такая! Горло мне хотела перегрызть. Шиш тебе с хреном!
Я ещё поживу...
3
Наутро, разбитый и вконец больной, я, стараясь не смотреть по углам и не обращать внимания на кавардак в квартире, оделся, выпил кружку своего лекарствам ушел.
В те дни я подрядился продавать исторический роман местного автора. Каждая книжка стоила девять рублей, из них рублишко - мой. Часам к пяти вечера я наторговал себе восемнадцать целковых. Хватит. Домой идти не хотелось. Куда же податься? Да в "Лель", конечно, больше некуда.
В этом заплеванном гадюшнике я проторчал до самого закрытия. Хорошенько вдарил. Намешал пива с водкой так, что закачало. Вот и славненько. ещё Нинку прихватить с собой, и никакие твари нам не страшны. Хе-хе! Мы и сами, когда вмажем, - как твари.
Но Нинка меня ошарашила:
- Не пойду, и всё.
- Да как это ты не пойдешь, сучонка ты разэдакая?
- А вот так, не пойду, и всё, промежду нами всё закончено!..
Уперлась и - ни в какую. Я и просил, и грозил, и умолял. Даже пытался было всё как есть объяснить: дескать, тварь какая-то в доме завелась, страшно мне одному. Куда там! Нинка как про тварь услышала, окончательно, дрянь такая, заартачилась. Ладно, плюнул я, стребовал у нее откупную бутылку взаймы, поплёлся один.
Дома я первым делом заглянул в комнату, включил свет. Мерзкая тварь с хвостом сидела на самом виду, посреди комнаты, злобно на меня зырилась. Надо бы испугаться, но выпивка надежно бодрила. Я смачно харкнул в сторону зверя, обложил его матерно, ушел на кухню. Нахлюпал полный стакан водки, достал горбушку хлеба, вскрыл консервы. Сейчас булькну залпом двести пятьдесят и бай-бай. Пусть хоть вся преисподняя здесь шабаш справляет. Я приложился к краю стакана и, запрокидывая голову всё сильнее, начал медленно втягивать тёплую муторную жидкость.
Вдруг что-то тяжёлое и мягкое ударило меня в затылок. В лоб впились острые иглы когтей. Нестерпимая боль пронзила голову. Я вскрикнул, дёрнулся, опрокинулся навзничь вместе со стулом, хрястнулся теменем о плинтус.
Тут же вскочив, я зажал лоб ладонями, чувствуя - кожа содрана, сочится кровь. Кот, изогнувшись дугой на столе, напружинился, вот-вот снова на меня прыгнет. Сердце у меня стиснуло: почему он меня вовсе не боится? Почему?! Я, с ужасом глядя на взъерошенную дикую тварь, пошарил рукой сзади себя: чем бы её садануть? Если она ещё раз в меня вцепится, я заору на весь дом.
Рука наткнулась на кастрюльные крышки: они сушились на стене в специальном каркасе. Выхватив нижнюю, самую тяжёлую, я запустил её в кота. Тот увернулся, соскочил на пол. Я цапнул другой эмалированный диск, с маху швырнул: на! Он, вращаясь, разрубил бы тварь надвое, если б попал. Но опять мимо. Ах, тебе мало? Не боишься, гадина? Зверь презрительно меня рассматривал. Я сгреб двумя руками чайник с плиты и обрушил его на кота: гром, грохот, звон, брызги... Тварь, наконец, растворилась за дверью. Снизу послышался раздраженный стук.
