За этими мыслями я не заметил, как оказался у того самого дома, где утром обратил внимание на эту странную женщину. Мне захотелось зайти в этот магазин, из дверей которого она вышла со свертком.
Колокольчик на двери оповестил хозяина о моем появлении в лавке, он добродушно кивнул мне головой и продолжил разговор с покупателем. Я улыбнулся ему в ответ и осмотрелся. Лавка была небольшой и располагалось в подвале старого дома, стены ее сходились куполообразным сводом где-то в середине комнаты, от чего все помещение казалось шарообразным. Я не мог ни на чем остановить свой взгляд, лавка была до отказа набита различными вещами, сувенирами, картинами, сухофруктами и сластями. В углу стоял стеллаж с винными бутылками, донышки которых отражали желтый свет тусклой лампы, висящей высоко под потолком. Пахло сеном и корицей. Я не мог двинуться с места – так меня потрясло это место, которое казалось было вырвано из прошлого и перенесено в наше время. Но вот колокольчик опять зазвонил, и вошли новые посетители, и мне пришлось выйти из оцепенения и спуститься по узким ступенькам к прилавку. Стало тесно, и, чтобы не мешать другим людям, я присел на деревянный табурет, стоявший тут же у стены. Я сидел и всматривался в лицо хозяина, сплошь покрытое морщинами, на высокий лоб его ниспадали пряди седых волос, ухоженная борода скрывала улыбку. Он напомнил мне о моем отце.
Я очень хорошо помню тот день, когда его не стало. Я проснулся очень рано – еще до рассвета – встал, оделся и спустился в гостиную. Отец сидел в своем кресле и, нисколько не удивившись моему раннему пробуждению, попросил меня посидеть с ним немного. Он стал рассказывать о прошлом, о своей молодости. Я сидел у окна, не совсем еще отойдя ото сна, и смотрел, как утренний туман медленно расползается по долине. В последние годы жизни отец стал более веселым и словоохотливым. О смерти, скорый приход которой он, видимо, предчувствовал, говорил так весело, словно ничуть не страшился ее. Тогда его слова вызывали у меня лишь недоумение и непонимание, но сейчас я знаю, что он был прав. В жизни он повидал немало смертей, война совсем еще юношей заставила его быстро осознать цену человеческой жизни в нашем мире. Он работал в военном госпитале, но на все мои просьбы рассказать хоть что-нибудь о годах службы отвечал резким отказом. Лишь изредка, в те моменты, когда он выпивал больше, чем обычно позволял себе, он рассказывал мне про ранения, операции в чудовищных условиях, о мучениях и смерти молодых солдат.
