— Кого это несет в такую погоду и пору? — недовольно проворчал брат, накинул на плечи ватник и пошел открывать.
Через минуту голоса звучали уже на лестнице и были полны упреков.
Оказалось, что брат пригласил друзей поохотиться, обещал встретить у перевоза, да забыл. Они мотались под дождем по всем Кадницам, не зная, где находится дом брата, вымокли насквозь, замерзли и, постоянно проклиная его, чертову охоту, мерзкую деревню, гнусный дождь, липкую глину и самих себя, забыли все человеческие слова.
Домашнее тепло, сухая одежда и стопка водки сравнительно быстро привели гостей в благостное расположение духа и вернули в их лексикон некоторые вполне цензурные выражения.
Мы с братом собрали на стол, и проголодавшиеся горемыки азартно накинулись на еду. К нашим соленым валуям, копченому салу, бежевым куриным яйцам вкрутую и крупной картошке в мундире они повыставляли на стол консервированных деликатесов и колбас. Армянский коньяк заносчиво сверкнул звездами, заметив хитроватый прищур самогона в простенькой бутылке. Лук вальяжно разлегся зелеными трубами с серебристым налетом внутри под душистыми веточками томного укропа. Рюмки, стаканы, тарелки и вилки приспособились по краям стола, где нашли место.
— Первый тост — за хозяев! — мотнув головой и выдохнув на сторону, произнес толстый и усатый мужчина, которого все называли Барсиком. Он устремил взгляд на наполненную рюмку, и она, будто по своей воле, направилась к его рту.
Потом были тосты за чудесный дом, за прекрасную деревню, за завтрашнюю охоту, за поэтичный этот дождь за окном и за волшебную глину, из которой предки наши делали горшки и сами обжигали их до звона, не доверяя эту важную процедуру богам.
За чаем нестройное многоголосье сошло на нет, и начались беседы.
Романтически настроенный Владимир Петрович, который провозглашал последний тост, пролистывал со счастливой улыбкой подшивку старых «Нив» и нет-нет зачитывал вслух поразившие его заметки, абзацы или отдельные предложения. Мало, кто слушал его с вниманием, но Владимира Петровича, казалось, нисколько не обескураживало это обстоятельство. Вдруг он прервал чтение, посчитал что-то в уме, прикрыв на несколько мгновений глаза, а затем широко раскрыл их, выражая всем своим видом искреннее удивление.
— А вы знаете, господа хорошие, что сегодня за день? — заговорил он таким голосом, что сразу привлек к себе взгляды всех, кто был в комнате, даже не в меру пьяного Барсика.
