Как часто возникает ощущение, что не слепой инстинкт диктует этим мелким существам правила поведения, а мысль, пока еще не доступная нашему пониманию.
Бродя в лугах или плавая на маленькой переносной лодочке по озерам, я наблюдал так много проявлений незаметной жизни, что мне стало казаться, будто я знаю здесь всех жуков-пауков, всех бабочек-стрекоз, всех ежей-мышей, и ничем новым меня уже невозможно удивить. И вот однажды эта моя уверенность растаяла, как легкий дым в прозрачном августовском воздухе.
Мы пошли с Бесом к Волге, на песчаную гряду, отделяющую луга от реки. Эта гряда так высока, что не затапливается в половодье. На ней растут одичавшие яблони и молодые сосны, а все остальное пространство завоевано вездесущим тальником. Там, посреди гряды есть небольшое озеро с крутыми берегами, затянутыми ежевичными сетями. Почему-то его называют Байкалом.
Был ветреный солнечный день, день Пророка Ильи. Говорят, что в этот день до обеда лето, а после обеда осень, и с этого дня перестают купаться. По тропинке, через гряду мы добрались почти до Волги. Отсюда были хорошо видны заречные дали, поросшие корабельными соснами, пристань в затоне и кладбище старых пароходов. Природа была настроена на мажорный лад. Неподвижные кучи ярко-белых облаков торжественно висели над горизонтом. Рябящие волны придавали реке какую-то бодрость. Порывы ветра доносили знакомый запах волжской воды.
Я снял с плеча этюдник, положил к ногам рюкзак и расправил походный стульчик. Бес, поняв, что наступил привал, принялся исследовать местность на предмет мышиных гнезд. Рассчитав границы будущего наброска, я наклонился и протянул руку к брезентовой лямке этюдника, и тут заметил аккуратную черную дырку в песчаной почве у самого края тропинки.
Было такое впечатление, что кто-то ткнул в землю палочкой. Сначала я решил, что это норка медведки, но сразу же отбросил это предположение. Медведка никогда не обрабатывает так тщательно края норки. Она их вообще никак не обрабатывает, а у этой края были не только тщательно сглажены, но и покрыты тонким слоем паутинки. Я забыл о рисунке, достал нож и решил немедленно узнать, кому принадлежит этот «домик». Аккуратно обкапывая со всех сторон уходящую вертикально вниз норку, я старался, чтобы песок и кусочки земли не попадали внутрь, однако мне это удавалось лишь отчасти. Уже отрыто больше десяти сантиметров, больше пятнадцати, а норка все еще продолжается. Но вот наконец и дно. Только на дне никого нет. Стоя на корточках, я приблизил лицо к самой ямке, чтобы никакой даже очень мелкий зверь не оказался незамеченным. Соломиной расчистил осыпавшуюся внутрь землю и увидел, что один из комочков зашевелился. Ура! Кто-то есть! Я толкнул комок соломиной, и тут произошло неожиданное. Комок встрепенулся, земляная пыль с него слетела, и он превратился в крупного серого паука, который бросился на мой нос с высоко поднятыми передними лапами. Я широко раскрыл глаза и резво отпрянул. Передо мной стоял настоящий тарантул, который с расставленными полосатыми ногами занял бы почти всю мою ладонь. Я не мог поверить своим глазам! Тарантулы должны жить где-нибудь в джунглях или пустынях Средней Азии, но у нас их же не может быть!
