— А кровь-то где?!!!
— Куда… Эта… Попал?..
— Где кровь-то, тебя спрашивают?!
В конце концов так и не выяснив главного, мы пошли по следам.
Раньше на кабанов мне не приходилось охотиться, но не раз встречались их следы. Я наклонялся к ним, измерял вершками, цокал языком и, ощущая себя следопытом, поднимался с довольной улыбкой и поправлял на плече ружье. Теперь же всякий раз, когда Хваленок легко и безошибочно обнаруживал свежие отпечатки копыт секача среди, казалось, сотен следов от кабаньих стад, не раз проходивших здесь в разных направлениях, я остро ощущал всю нелепость своего мальчишеского самомнения. Может быть, я ошибаюсь, но думаю, что Хваленок даже не сознавал своего отличия от нас, несведущих. Когда же он начинал комментировать ход животных, я только покачивал головой, пораженный его наблюдательностью, и вспоминал из известной книги случай, когда Дерсу не мог взять в толк, как это казаки смогли не заметить оставленные им на лесной тропе метки.
Лай раздавался где-то очень далеко. Хваленок вдруг нахмурился и вовсе замолчал.
Неожиданно в елочках мелькнуло рыжее, и разгоряченный погоней Сашка собрался было поменять патрон с пулей на картечь — для лисы. Но Хваленок сердито закричал на него:
— Ни, ни… Эта… Ни, ни!
Прихрамывая на правую переднюю, с виноватым видом вышел к нам Чуня.
— Что, брат?.. Жив? — обрадовался собаке Хваленок, и уже придирчиво ощупывая пса, посмотрел на нас счастливыми глазами и пояснил: — А я… Гляжу — об осинку его эта…
Оказалось, следопыт наш прочел по следам, что секач попытался сбросить с себя собаку, ударив его сначала неудачно о ель, а потом уже сильно об осину. От этого удара Чуня сорвался с кабаньего загривка, и Хваленок боялся найти его невдалеке или вовсе перебитого или даже вспоротого, потому и помрачнел. Чуня преданно лизал его руку.
— Ну, ничаво… — диагностировал Хваленок, и мы отправились дальше.
Чары не было слышно, и теперь уже Сашка заметно приуныл. До сих пор его неопытная еще лайка была как бы в дублерах, а теперь она впервые оказалась один на один с настоящим диким вепрем. И не с одним, а с целым стадом.
— Ну, поглядим теперь, как моя одна-то теперь, — как бы между прочим произнес Сашка, но его волнение, не находившее разрешения, вдруг стало очевидно, когда он повторил, сглотнув: — Теперь-то.
Мы принялись его обнадеживать, но наши ободряющие реплики мало чего стоили в сравнении с мнением Хваленка.
— Дикий он… Эта… Ничаво… Вольерный похитрее будет… Я, чай… Эта… Справится…
