Сказки старого Вильнюса | страница 42
– Ох, прости, – Бета машинально прикладывает руки ко лбу. Этот жест у нее означает крайнюю степень смущения. – Сама же обещала, что пойдем в кафе, и уже из головы вылетело. Трудно со мной, да?
– Ай, ничего, с собой мне еще труднее, – говорит Лена.
Сама не знает зачем.
Она даже не уверена, что это правда.
Мужичок в комбинезоне – назвать его «художником» у Лены язык не поворачивается – внезапно встает и направляется к ним. Услышал, небось, что потенциальные покупательницы собрались уходить, вот и засуетился. И сейчас он станет предлагать нам воскресную скидку, три котика по цене двух, думает Лена. А еще лучше – дюжину по цене десятка. Чего мелочиться?
Но мужичок ничего не говорит. Молча показывает только что дорисованную картинку – на ярко-голубом, предположительно небесном фоне сидит совершенно черный кот. Вроде бы даже не такой ужасный, как остальные. Набил, получается, человек руку. Все-таки упорный труд кому угодно на пользу.
Художник глядит на Лену. Глаза у него такие же голубые, как небо на картинке. Левый почти вдвое больше правого. Как будто сам себе их с утра нарисовал – как умел. Это было бы даже справедливо, не все же котикам за его кривые руки отдуваться, думает Лена. И едва сдерживает нервный смешок.
Ну чего он на меня уставился, сердито думает она. Гипнотизирует, что ли? Чтобы я все картинки оптом купила? И уперла их на горбу в золотую даль? Какой ужас.
Надо вот прямо сейчас развернуться и уйти, думает Лена. Бета потом догонит, никуда не денется. Но почему-то стоит на месте и смотрит поочередно – то на голубоглазого художника, то на портрет совершенно черного кота. Думает: вот хоть стреляй, все равно не куплю, и за десять литов не куплю, и даже за пять. Иди в жопу, непризнанный гений. Мне и без тебя несладко. У меня – туфли. И ничего, кроме туфель. Тебе, впрочем, не понять.
Но, похоже, он все-таки не гипнотизировал. По крайней мере, непреодолимого желания купить картинку у Лены так и не возникло. Преодолимого, впрочем, тоже.
Художник отвернулся и снова занялся своим рисунком. Взялся зачем-то подправлять небесный фон, нечаянно мазнул голубой краской по кошачьему уху. Но, похоже, совершенно не огорчился. Наоборот, вдруг разулыбался и, так и не закрасив пятно, поставил испорченную картинку к другим, теоретически готовым. И то верно. Какая разница.
Псих, устало думает Лена. Впрочем, для психа у него слишком обаятельная улыбка. Так что нет, самый обычный разгильдяй. И бездарь впридачу. И бессовестный халтурщик. И черт бы с ним.
