На кране оказались через чур тугие ручки. Борису показалось, что он скончается от жажды, пока закапает вода... Облепив губами жадный кран, Завьялов всосал в себя первый ручеек, когда ручка наконец поддалась - едва не захлебнулся... Но пил и пил. Отфыркивался, прополаскивал под тугой струей раздувшиеся щеки, топил, промывал одеревеневший, ссохшийся язык, попутно думал. Холодная вода как будто промыла не только рот, но и извилины. Они шуршали все резвее и резвее: "Не вытрезвитель, - рассуждал Борис. - Больница. Мне стало худо... - Последним четким воспоминанием служило приемное отделение больницы, где Завьялов поджидал Косого. Потом..., он, кажется, подумал о том, что раз уж оказался здесь, не худо бы показаться отоларингологу, предъявить тому оглохшее правое ухо... Вроде бы, реально подходил к пожилой тетке в белом халате, спрашивал, где разыскать нужного специалиста... Дальше - провал. И пробуждение в темном коридоре. - В больничке не было свободных мест в палатах? - раздумывал Борис. - Меня сгрузили на каталке в коридоре?.. Странно. Точнее - коридор какой-то странный". Завьялов оторвался от крана, поднял голову...
Над умывальником висело зеркало. Из зеркала глядел старик.
Завьялов резко оглянулся!
В пустом коридоре не было никакого старика. Борис здесь был один. Стоял, опираясь руками об умывальник, по подбородку и шее медленно стекала ледяная вода.
Осторожно, боясь поверить в сумасшествие, в присутствие глюка в глубине полированного стекла, Борис скосил глаза на зеркало... В темном зеркальном провале шевелилась голова.
Но рядом этой головы не было! Был только Борис Завьялов в синих тренировочных штанах и такой же олимпийке! Поверх олимпийки Завьялов разглядел растянутый трикотажный жилет в полосках и оленях... Поднял глаза выше...
Лицо старика. С зеркально прищуренным глазом!
Борис поднял руку..., ощупал подбородок... Пальцы еще не встретились с дряблой щетинистой кожей, а Завьялов уже знал, ч т о он нащупает! Старик в зеркале в точности повторил его движение!
Рука обвисла и сама собой нашарила опору - холодный фаянс раковины. Горло схватил тугой, удушающий спазм... Секунд сорок..., или час, Завьялов смотрел на отражение.
Даже если представить, что в приемном покое Борис упал не в обморок, а сразу в кому, то это ничего не объясняет. Пролежи он в коме, хоть сорок лет, а потом очнись - э т и м стариком он быть не может! Из зеркала на Завьялова таращился ошарашенный дядька лет восьмидесяти с гаком, невысокого роста - не больше ста семидесяти пяти! - с вытянутым, куполообразным лысым черепом. Даже если предположить, что в коме Боря усох на двадцать с лишним сантиметров, такого черепа у него быть не может! не младенец, черт возьми, форму черепа уже не изменить какими-то колодками!
