Не Аполлон ли, розоланитных нимф
Любовник тайный, зачал тебя, дитя,
И нимфы грудью сладкомлечной
Был ты взлелеян в глухой дубраве?
Нет, брось Надежды! отцеубийца — ты,
На Кифероне твой отзовется стон:
Кто осквернил преступным браком
Матери, матери вдовье ложе?
Ты с воплем вежды кованым бьешь ремнем,
И червленеет кровью слепой зрачок.
Ты пресмыкаешься во прахе,
Зверь, уязвленный стрелою Рока.
Но что остудит яростных мук костер?
Ах! кто осушит раны горячей кровь?
Прохладный ветр любви дочерней:
Посохом старцу — плечо Исмены.
Я помню пляску нимфы Диркейских струй
О, Айседора, рощ Эриманфских цвет!
В покрове из цветов весенних
Ты устремлялась к родному солнцу!
То резвым фавном, ствол приложив к губам,
Топтала стебли диких, лесных цветов;
То, наклоняясь к белой влаге,
Изнемогала в истоме сладкой.
То, позабывши шелест родных дубрав,
Хитоном красным нежную скрывши грудь,
Сменяла ты напев свирельный
Новыми гимнами арф небесных.
Ты заменяла родины злачный луг
Садами кринов и золотых плодов,
И полевые розы Мосха
Райскою лилией Фра Беато.
То нисходила в бледный загробный мир,
Чаруя лирой страждущий хор теней.
Услышь мой голос, Евридика,
Голос любви за печальным Орком!
Вы — две иконы в храме моей души.
Вы — два фиала горьких и сладких грез:
Вы дали пить мне на Голгофе
Оцет Софокла и мед Гомера.
