За обедом я рассмотрел Дэвида как следует. Первое, на что я обратил внимание, был его бумажник — удлиненный, тонкий и блестящий (мой был короткий, распухший и потрепанный). Кредитных карточек в нем было как брусьев в шведской стенке. По части наличности он тоже был силен — из кармашка высовывался брикетик двадцатифунтовых бумажек, Дэвид извлек их с беспечным безразличием. На руке — дорогие часы, продолговатые, толщиной с вафельный лист. Название фирмы я не смог прочитать, как ни тщился. Разговор шел о преимуществах Лондона перед сельской жизнью, и Дэвид уверенно, без шуток защищал мегаполис. Он к месту и не к месту поминал «друзей в Нью-Йорке» и повторял избитые аргументы против жизни за городом — семейные коттеджи, отсутствие приличных ресторанов и одиночество.
— Мой брат живет в Нью-Йорке уже восемь лет, — заметил Дэвид.
— Он у тебя архитектор? — спросил Том.
— Был архитектор, теперь танцовщик.
Том заинтересовался:
— Необычный поворот карьеры.
— Чего ж тут необычного. И архитектура, и танцы имеют дело с пространством.
Во дает! Я чуть не подавился жареной картошкой.
Дэвид продолжал, в увлечении не заметив моей скептической мины:
— Интересно, что все в нашей семье обладают талантами, — связанными с пространством. Папа был хорошим скульптором, хотя работал юристом.
Я фыркнул и вставил:
— А мама как? Поди, космонавт?
Мэри чуть не убила меня взглядом. К чести Тома надо сказать, что тот едва сдержал смех.
Дэвид только удивился:
— Нет.· Она фотограф. Опять же, в фотоискусстве главное — ухватить смысл пространства.
Так просто он у меня не отвертится.
— У пространства есть смысл?
— Ну, хороший фотограф все равно что пространственный лирик, он направляет свет особым образом, придавая значение с виду бесформенному содержанию.
— Да что ты говоришь!
Это, конечно, была моя реплика.
Мэри попыталась утопить меня:
— Да, мне тоже интересно… Мэплторп[52] был в этом смысле… поэтом пространства.
— Господи, Мэри! Поэт пространства? У него кругом одни черные члены. Какая тут поэзия? «Ода черному херу»?
В пабе мгновенно наступила тишина. Люси отвлекла наше внимание, заговорив о еде, погоде и времени, но, когда Дэвид ушел в сортир, Мэри не удержалась и куснула:
— Фрэнк, ради бога, постарайся вести себя прилично.
— Да он просто козлина.
— Если он не похож на тебя, это еще не дает тебе права называть его козлиной.
— Я называю его козлиной не потому, что он на меня не похож. Он козлина потому, что он козлина. Если бы я хоть раз выдал что-нибудь столь же претенциозное, ты бы меня четвертовала.
