Проснувшись, я увидел Люси, сидящую на краю кровати. Снова чай, на этот раз «Эрл Грей». Паршивый сорт. Еще тост с солодовым кремом. Они что, решили обхаживать меня по очереди?
— Вставай, соня. Уже полдвенадцатого. Пора надевать калоши.
— Забыл их дома.
— Можешь взять резиновые сапоги отца Тома, тебе должны подойти. Выходим через десять минут.
Люси вышла, позволив мне облачиться в наряд для пешей прогулки. Он состоял из обычного городского наряда плюс непромокаемой ветровки, которая сворачивалась до объема женских трусиков и засовывалась в собственный капюшон. Я выудил синий нейлоновый сверток-стручок из сумки и раскатал его на кровати. Чистя зубы, я осмотрел себя в зеркале. Вид, как и ожидалось, был позорный. Бесформенная груда силоса вместо прически, подушка лишнего мяса под подбородком, бойскаутский дождевик В туалете я заметил белую бумажную салфетку — на дне унитаза. Все напоминало о Мэри. Птичка Мэри, постоянно куда-то спешащая. Неугомонная Мэри, всегда в движении, всегда готовая сорваться к новой заманчивой цели. Глупый жирный лох, неудивительно, что тебя предпочли другому. Но, если по правде, она никого сначала не предпочла, просто ушла, и все. Я оказался хуже, чем никто. Если вычесть отрицательное число, получится плюс. Погруженный в эти расчеты, я спустился вниз по высокой, как стапель, лестнице — мимо картин, военных регалий, программок оперетт, фото лошадей и собак — и решил быть паинькой.
Дэвид и Мэри переминались в ожидании на дорожке перед домом. Мэри заколола волосы сзади и выглядела как заядлая туристка — немного коричневатой помады, куртка «Барбур»[50] (когда она ее успела купить?), пара приличных «Тимберлэнде»[51]. Терпеть не могу женщин, желающих «выглядеть естественно», так что Мэри меня не совсем разочаровала. Мне нравится, когда на них много косметики и вызывающие наряды. Дэвид, облаченный в видавший виды плащ «Дризабон» и обмотанный шарфом на манер диснеевского Винни-Пуха, картинно подставлял ветру мужественное лицо. Он вел себя, словно минувшей ночью заправил моей бывшей подруге так, как ей еще никто не заправлял. Я выудил из кармана на липучке сигарету и закурил, прикрывая ее ладонью с видом угрюмого работяги.
Том запер двери, и мы, хрустя гравием, тронулись в путь. Небо полнилось яркой голубизной, мир, слегка присыпанный снегом, застенчиво похорошел. Впятером гулять неудобно: по трое в ряд идти невозможно, и кто-то все время вынужден замыкать процессию в одиночку. Я твердо решил не отставать и шел рядом с Люси — за Дэвидом и Мэри. В этом положении мне выпало сомнительное удовольствие наблюдать ужимки влюбленных. В арьергарде шествовал всерьез проникшийся сельским духом Том — в плоском твидовом кепи отца, зеленых резиновых сапогах, с суковатой палкой в руках. Ветер дул нам в лицо, заглушая все звуки, кроме нашего дыхания и шуршания одежды. Разговоры на свежем воздухе получаются другими — честными, без оглядки на обстоятельства.
