В нормальной системе расселения, по Каганскому, провинция – культурно и экономически самодостаточная ее часть, ее балансир и база, с преобладанием местных, укорененных элементов и крепких связей с природой. Периферия же – пространство агрессивного покорения и эксплуатации, грабежа и насилия над природой и людьми, простое до примитивности пространство, предназначенное в основном для одного вида деятельности, но не для жизни, с постоянно меняющимся населением, без истории и без накопления культурных слоев.
Провинция – Долгано-Ненецкий округ на Таймыре – пасла крупнейшее в мире стадо северных оленей, плавила металл по мере потребности, вела разнообразное традиционное хозяйство. Возможно, она справилась бы и с современной манерой добывать никель. Но «Норильский никель», неизвестно кому, во всяком случае, не местному населению подчиняющийся, превратил провинцию в периферию, разрушил все вокруг себя, сделал работников комбината своими заложниками, а следы его грабительской деятельности на космических снимках простираются на сотни километров.
Центр, провинция, периферия, граница – основные увиденные автором типы культурного ландшафта – есть в любой стране: неповторимость каждой составляется их качеством, способами исполнения своих функций и соотношением. Каганский называет советское пространство «невменяемым» именно потому, что при кажущейся целесообразности и рациональности оно не в состоянии исполнять функции культурного ландшафта.
Каскад парадоксов помогает увидеть странность привычной картины.
Центр, стягивающий на себя все функции и все ресурсы, экономические и человеческие, неизбежно вынужден играть роль и границы с внешним миром – при этом хотя бы частично он и становится наименее контролируемой и окультуренной приграничной зоной.
Зуд покорения пространства и постоянной его перестройки-перекройки не позволяет ландшафту существовать самому по себе, по собственным законам и в собственном времени и ритме; все в нем – продукт прошлых переделок и материал будущих. «Но поскольку новизна – перманентная ценность, а не гарант законченности, наш ландшафт – обветшавшая стройка, новостройка-руины».
Вроде бы обо всем этом писали, слыхали, знаем – только почему же тогда прежние принципы организации пространства пережили все перипетии последнего десятилетия и демонстрируют подлинную свою неотменимость, незаменимость в границах бывшего СССР? Разве перестроили свое теперь независимое пространство отвалившиеся от советской империи куски? А регионы, когда им было объявлено, чтоб кушали свободы и независимости, сколько смогут проглотить, – разве они воспользовались этой свободой, чтобы иначе организовать жизнь на своей территории?
