Белый пиджак | страница 17



В точности повторялась народная, и, на мой взгляд, довольно сомнительная мудрость: «Грех не беда — молва нехороша!».

Это все равно, что: «Воровать не грешно, главное — не попадаться!».

Возможность спрятаться за забрало псевдонима позабавила, но особенно не воодушевила. В голову приходили какие-то претенциозные глупости типа Игоря Забарханного, Гарри Черноземельского или Зултурганского, Маныча-Погудельского. Чушь, одним словом!

В небольшом городе, где, как поется в одной старой матросской ливерпульской песне, все жители спят, накрывшись одним одеялом, делать что-то под грифом «совершенно секретно» — по крайней мере, смешно. У нас любой чих в 1-ом микрорайоне тут же отдается громогласным эхо в Сити-Чесс или в районе «Поля чудес». И как бы ни надувал спесиво щеки тот или иной известный деятель, народная молва безошибочно доносит — пил, стервец, и не единожды, «Тройной одеколон» вкупе с «Огуречным лосьоном», причем, прилюдно и не таясь.

Профессиональной репутации «признательные показания» повредить никак не могут; что заработал своими руками и головой, то — твое, оно никуда не денется. Ты хоть запейся в молодости, но если дело свое познал и разумеешь, выполняешь его качественно, как следует, то будь ты хоть ведьмаком, извергающим из ноздрей снопы искр, на основной продукции никакое позорное клеймо не появится! Другое дело, если окончательно пропиты мозги и утрачены рабочие навыки. Тогда можно смиренно сказать: «Мир тени его, когда-то он что-то умел, но это было в далеком прошлом, и об этом не стоит даже вспоминать!»

Так стоит ли изображать из себя, простите, целку в публичном доме? Нормальный человек поймет все правильно, а дефективные субъекты литературно-художественные журналы и книги, как правило, не читают.

Другой вопрос, ради чего это делается? Люди, не мне чета, в различных формах и различными способами исповедовались в своем пагубном влечении к алкоголю, в иллюзорной надежде предостеречь грядущие поколения. И каждый — на основании собственного трагического опыта, с силой и мощью таланта, присущему каждому из них.

Джек Лондон — в своем автобиографическом романе «Джон Ячменное Зерно», рассказавший о своей гибели как индивида и писателя. Виль Липатов — в пронзительной повести «Серая мышь», описавший человека в последней стадии алкогольного разложения. Михаил Булгаков — в рассказе «Морфий», с дотошностью истинного клинициста показавший все этапы становления законченного наркомана. Венечка Ерофеев — в классической ернической поэме «Москва — Петушки», смешной и такой страшной, заглянувший в самые черные глубины русского российского пьянства. Список этот можно продолжить.