Не то, чтобы Брыва был против воинских тренировок, наоборот, он мастерство в бою ставит превыше всего, и не его, конечно, отправят на обмолот, а так просто — поговорить со своим старшѝм, и совет добавить если что. Просто, поговорить.
Старшина моложе его на семь лет, но не против могучий воин — старшина по заслугам на своём месте. Одно только вспомнить как в прошлом годе во время стычки с разбойной ватажкой, старшина отсёк руку с булавой, занесённую сзади над его, Брывиной головой. Нет, конечно, и Брыве доводилось выручать старшого, но вот чтобы так, увидеть в толчее и взяться, откуда ни есть в последний миг… — булава то ведь ударила по шелому, но уже без силы, и отскочила вместе с отсеченной рукой. Воспоминание пронеслось в Брывиной голове, он пошевелил усами, и носом с горбиной, сжал нижнюю губу крепким раздвоённым подбородком, нахмурил, было, лоб, но прекрасный момент настоящего смахнул с его лица тяжесть и Брыва озарился улыбкой.
— Печка, думаю, нужна — отозвался, покивал Брыве головой Вершко, — хоть и не делали раньше. А почему нет? Мы тут днюем и ночуем. А что ныне спекота — что с того, зима снова будет, никуда не денеться.
— Дело, дело говоришь. Мы к зиме привычные, а всё равно один-другой да и заболеет, когда мороз — добродушно опустил Брыва густую бровь, прихлебнул кисленького кваса с хорошим хлебным духом.
— В нынешний студень* Сыромятин сын неделю отлежал с горячкой, да и я думал не удержусь! — отозвался тоже вполголоса из-за стола напротив Брывы старый боец Горобей, самый старший за столом, ветеран боёв с крыжаками*, сухой, жилистый со светлыми бровями вразлёт, с усами, какие в моде у варягов, с небольшим шрамом на левой скуле. Ещё с молодости у него этот шрам — вовремя от стрелы увернулся. — Правильно говоришь, старшой, только ты попроси князя кирпичами пособить, а то у Прыткиного тестя глинобитная будет, а её ещё сушить долго.
— Глинобитная такая бывает, что лучше кирпичной — и топить быстро, и тепло держит долго! — сказанул Прытко в защиту тестя — всё-таки молодая жена Прыткина родила в сакавике первенца, месяц прошёл, и вся родня во главе с тестем до сих пор охала и ахала от счастья. Второго, говорят, готовься, подавай.
— Да хто ж твоего тестя трогает, сынку! — добродушно ухмыльнулся в светлые усы Горобей, и Брыва гыгыкнул, и Вершко тихо посмеялся, и Кудеяр с интересом посмотрел. — А кирпичная зато дороже, а князю нашему для дружины ничего не жалко! — прокряхтел Горобей, копируя известного купца Дидюка Околицкого, и сделал страшные подвыпученные дидючьи глаза. Купец этот как мог экономил, а попросту скряжничал на ружении* княжьей дружины. Но всегда громко хвалил князя за растраты на дружинное содержание, оружие и зброю**.
