Увы, часы попали в руки мои, увы и ещё раз увы, нечестным, да что там говорить - просто-напросто бандитским путём. Единственное мое оправдание: грабил не я - я лишь соучаствовал. А сдёрнул "Победу" с руки спящего пьянчуги Федя Смагин, предводитель нашей улично-вечерней шайки-кодлы. Почти каждый вечер сбивались мы в стаю, когда человек пять, а когда и под тридцать, слонялись по улицам села, развлекались. И развлечения эти порой, как и бывает в данном возрасте, в такой компании и в подобной обстановке, вполне конфликтовали с уголовным кодексом, чаще всего с его популярной 206-й статьей. Чёрт-те до чего доходило по пацаньей глупости и бесшабашности: мастерили и таскали с собой всякие поджиги, кастеты, ножи и даже ружейные обрезы. Порой случай только спасал нас от серьёзного преступления.
Особенно горячие забавы возникали, если нами верховодил Федя Смагин невысокий, сухощавый, не особо сильный и ещё без всякого уголовного прошлого, но он удивительно как умел подчинять себе сверстников и салажат. Думаю, брал он бесстрашием, презрительной дерзостью. Помню, как возле Дома культуры, вечером, он перед толпою зрителей заставил отступить Тарзана самого сильного мужика в Новом Селе. Федя упорно вскакивал с земли после каждого сокрушительного удара и вновь, сверкая пёрышком, бросался на смущённого натиском голиафа...
Федя Смагин страстно ненавидел алкашей. Отец его, внушивший сыну ненависть эту своей, так сказать, натурой, отбывал очередной свой срок в ЛТП. Федя Смагин не знал лучшего развлечения, чем издевнуться над каким-нибудь забулдыгой. Ежели мужик, встретившийся нашей кодле на вечерне-ночной улице, был лишь хмельным, навеселе, не шибко косым и ещё вязал лыко, - его ожидала горькая участь. Ведомые Федей Смагиным. мы охватывали незадачливого питуха в полукольцо и гнали в тычки и с улюлюканьем сквозь безлюдную тишину ночи до самого его дома. Счастье поддатого мужика, если он не особо противился. Если же начинал хорохориться, махать кулаками и матюгаться, свирепеющий Федя Смагин при участии самых озверелых из нас доводил дело до фингалов в подглазьях, до красной юшки из пьяного носа. Напротив, если выпивоха уже языком не ворочал, на ногах не стоял, папа-мама сказать не мог, был пьян в доску, в дым, мертвецки, вдрызг, как зюзя - такой счастливец, сам обыкновенно уже обмочившийся, подвергался лишь ритуально-оскорбительному омовению жёлтыми пахучими струйками из наших грешных тел.
