Паткуль был одет по-домашнему: в старом камзоле, в поношенных форменных шароварах, мягких сапожках. Парика на нем не было, и оттого лоб генерала казался непомерно высоким, а лысая голова — большой и блестящей.
Выслушав сделанное по всей форме обращение, Паткуль улыбнулся и крепко пожал гостю руку. Затем, взяв его под руку, провел в кабинет и, учтиво усадив, задал сначала обычные в таких случаях вопросы. Однако же вскоре перешел к делу и стал вводить своего протеже в существо ожидающих его задач. И прежде прочего стал рассказывать о его новом начальнике графе Ангальте.
— Граф Фридрих — человек особенный и для знатного иноземца даже неправдоподобный, — начал генерал. — Начну с его происхождения, тем более что это потому весьма важно, что состоит он хотя и в дальнем, но все же в признаваемом родстве с самою государыней. Это, как понимаете, сюжет особый, поскольку связан он с династией. Однако как своему говорю вам, Барклай, и об этом: во-первых, сие может оказаться полезным, а во-вторых, слухи о том все равно дойдут до вас, да могут оказаться несообразными истине.
Барклай ничуть не удивился такой откровенности генерала, ибо были они с Паткулем из одного лукошка — остзейцы, протестанты, офицеры, но более всего — члены столь же могущественного ордена, каким был в России, к примеру, орден братьев-каменщиков, сиречь масонов. В отличие от последних, остзейские дворяне, занявшие в последние восемьдесят лет многие важные посты и в государственном аппарате, и в армии, не образовывали секретных лож, не давали друг другу торжественных и страшных клятв, не учиняли окутанных тайной средневековых обрядов, но их негласное содружество было не слабее масонства, ибо зиждилось на таких кирпичах общественного мироздания, как единая кровь, единая вера и единое дело. Служившие России протестанты крепко держались друг за друга. И из их среды — немцев и шведов, датчан и швейцарцев, шотландцев и англичан — вышли фельдмаршалы Миних, Ласи и Брюс, генералы Гордон и Боур, Лефорт и Вейде, адмиралы Крюйс и Грейг, государственные деятели Остерман и Бирон, президенты Академии наук Блюментрост и Кайзерлинг, Корф и Бреверн.
Однако полная правда состояла еще и в том, что очень многие иностранцы — офицеры и администраторы, ученые и инженеры, архитекторы и врачи и многие-многие другие мастера и знатоки своего дела и своих ремесел — служили России не за страх, а за совесть, и их собратство было отчасти вынужденным, ибо должны они были отвоевывать себе место под солнцем, конкурируя с сильными, не менее их предприимчивыми и тоже сплоченными российскими дворянами — русскими, малороссами, татарами, которые еще задолго до их появления в России уже составляли стародавние чиновничьи и военные корпорации.
