А тетушка, вдруг почему-то погрустнев, сказала:
— И еще дядюшка пишет, что раз ты уже гефрейт-капрал, то, стало быть, нужно тебе сие звание честно отрабатывать и, не откладывая дела в долгий ящик, начинать учение.
Миша враз посерьезнел и ответил:
— Я теперь солдат, а дядюшка Георг — офицер, и должен я приказ его выполнять.
На эти слова тетушка снова улыбнулась и, подойдя к Мишеньке, поцеловала в вихрастую белобрысую макушку.
Однако тут же на лицо ее, сияющее счастьем, набежало легкое облачко печали: сентиментальная тетушка подумала: «Пройдет девять-десять лет — и прощай, Мишенька, уведет тебя из дома военная дорожка». Ее практический немецкий ум подсказал: «Надобно начинать сборы на службу сейчас, не поступая легкомысленно. Нельзя кормить собак, когда собираешься на охоту, а каждому делу должно быть свое время, каждому же поступку — свой час». Дело же, которое следовало начинать безотлагательно, действительно было и дорогим и хлопотным — собрать Мишеньке деньги и на коня, и на то, чтобы «построить мундир», что означало приобрести всю амуницию: и кафтан, и камзол, и шаровары, и епанчу, и ботфорты, и шляпу, а также и бандалер — перевязь, на которой носилось ружье, — и ташку — сумку для всякого припаса. Стоило же все это ох как немало, и, произведя несложный расчет, Августа решила каждый месяц откладывать еще по рублю, чтобы к уходу Мишеньки в армию были под рукой необходимые для покупки деньги.
Еще до того, как началось обучение Миши письму, языкам, арифметике да географии, пожаловал к ним на чай «дедушка Лео», как звал его мальчик, — тот самый великий ученый, у которого дядя Георг воспитывался в детстве и прожил в Берлине до тех пор, пока не сбежал в Россию.
Дедушка Лео год назад приехал со своим семейством обратно в Петербург и иногда навещал дом воспитанника, непременно принося с собою душистые и сладкие марципаны. Однако на сей раз принес он и несколько книг. Они были уже довольно старыми и назывались «Руководство к арифметике». Причем две книга были на немецком языке, а две — на русском.
— Вот, — сказал Эйлер торжественно и немного смущенно, — эти книги написал я четверть века назад, когда трудился в России. Писал я их по-немецки, но так как преподавал арифметику русским, то и велено было господином президентом Академии графом Кайзрелингом перевести их на русский, что и для меня оказалось весьма полезным, ибо стал я с тех пор довольно сносно на нем изъясняться, а потом и писать.
