— Эй, Огюстен! Какая жалость! Король-то наш, видать, болен! Он же ничего не ест!
«И ничего тут нет удивительного! Если бы вы знали, сколько супа и рагу он съел только что!» — подумала Батистина, стараясь подавить смех.
Внезапно король поднял голову:
— Маркиз де Фламарон!
— Да, сир, — тотчас же отозвался один из придворных, стоявших позади полукруга, образованного восседавшими на табуретах высокородными дамами.
Король сделал вид, что ищет глазами маркиза. Карие бархатистые глаза обежали толпу, быстро скользнув по той части гостиной, где стояли Батистина, Ришелье и супружеская чета. Казалось, взгляд короля не задержался ни на секунду ни на ком из них, однако Батистина ощутила словно ласковое прикосновение теплой руки. В этом взгляде ей почудилась огромная печаль, король словно говорил ей:
«Ты видишь, мое сердечко, я так одинок. Я хотел, чтобы ты поняла, как мне нужна. Я здесь — пленник… несчастный пленник…»
В зале воцарилась тишина. Король, наконец-то, с кем-то заговорил! Принцессы и герцогини с завистью смотрели на маркиза.
— Мы будем охотиться завтра в лесах под Версалем, маркиз, позаботьтесь о списке приглашенных!
Присутствующие недоуменно переглянулись. Еще никогда прилюдно король не говорил так много!
Маркиз, совершенно ошалевший от оказанной ему чести, согнулся в три погибели, прежде чем вновь занял свое место. В кружке знатных дам возник легкий шелест: дамы перешептывались. Фраза, небрежно брошенная королем, означала, что следовало укладывать вещи в сундуки и отправляться в Версаль.
Вдруг Батистина с ужасом заметила, что все придворные и все допущенные к обеду простолюдины обернулись и стали ее рассматривать совершенно бесцеремонно. Дело было в том, что крохотная Мессалина заскучала у камина и, узнав в толпе свою недавнюю приятельницу, с веселым лаем бросилась к ней. Собачка радостно подпрыгивала, повизгивала, махала хвостиком и болтала лапками в воздухе, пытаясь прикоснуться к платью девушки, а все присутствующие с нескрываемым любопытством наблюдали эту сцену.
Батистина нагнулась и погладила маленькую головку, а затем шепнула Мессалине на ушко:
— Умоляю тебя, Мессалина! На нас смотрят! Вернись скорее к своему хозяину.
Левретка еще раз-другой подпрыгнула и с явной неохотой повиновалась. Она поджала хвостик и поплелась обратно к камину. Ни единый мускул не дрогнул на застывшем, словно маска, лице короля. Он, казалось, ничего не заметил.
— Жребий брошен, герцогиня!
— Да, да, именно так!
