— Хорошо, хорошо… Я вижу, вы обе против меня… Я иду в церковь, там меня с распростертыми объятиями встретит господин кюре. Он уже давно просил меня до блеска натереть церковную утварь. Я оставляю вас одних. Можете потрещать на свободе, как сороки. Да, верно говорят: на женщине лежит ответственность за первородный грех!
— Ну, не сердитесь, мой мальчик. Вы обещали мне присмотреть за замком в наше отсутствие. Мне кажется, с возрастом у вас стал портиться характер. Раньше, когда вы находились под моим началом, с вами было легче ладить! — заметила Элиза. Она никогда не упускала возможности напомнить о своем былом могуществе во времена прекрасной графини Максимильены.
— А что, мадемуазель Батистина уже оправилась после смерти своих братьев? — шепотом спросила Мартина, нисколько не заботясь о том, что скажет ее муженек.
— Увы! Бедняжка никогда не заговаривает об этом. Но я-то знаю, что она постоянно думает о них, в особенности о господине Флорисе. Его она просто обожала!
Муж и жена согласно закивали головами.
— Так грустно, так печально! Бедная сиротка! Мне ее так жаль, что и сказать не могу! Да, мадам Элиза, ну и забота легла на ваши плечи! — запричитала Мартина.
Старая нянька вздохнула так тяжко, будто ее душа расставалась с телом:
— Ах, друзья мои! Лишь бы этот брак был заключен, да поскорее! Я успокоюсь только после свадьбы!
— Она до сих пор ничего не знает?.. — спросила Мартина.
— До конца своей жизни она не узнает ни о чем! Только мы трое на всем белом свете и знаем эту тайну… Мы последние…
— О, мадам Элиза, не бойтесь! Уж мы-то не проговоримся! Мы скорее согласимся дать изжарить себя на медленном огне, как благочестивый святой Лаврентий! — заверил церковный сторож.
— Нет, не вас я опасаюсь, друзья мои… Я и сама не знаю, чего я боюсь… Пожалуй, всех и вся… Вообразите, а вдруг найдется кто-нибудь, кто замышляет недоброе и узнает правду?! Какой ужас! Какой кошмар! Наша бедная малышка лишится даже той малости, что у нее осталась! Ее могут лишить даже имени!.. Ах, Боже мой! — нянюшка поднесла дрожащую руку ко лбу, словно силилась прогнать ужасное видение.
— Вы будете иметь в моем лице самого нежного и преданного жениха, мадемуазель де Вильнев, а в скором времени, как я смею надеяться, и самого послушного мужа, поклоняющегося вашей красоте, — прошептал Жеодар, завладевая чуть дрожащей рукой Батистины и целуя тонкие пальчики.
Девушка густо покраснела. Ей так недоставало советов матери. Голова у нее шла кругом.
