Кровь износа | страница 49
А тут еще эта стрела нависает — на нервы действует! С детства ведь помню лозунг «Не стой под стрелой!»
Каким-то чудом, ничего не поломав, мы благополучно пересекли этот пустырь — сладкая парочка впереди, я, как уж сложилось, в арьегарде.
— Ну долго еще?! — спросил я, задыхаясь. И простонал: Не бегите так!
— Ничего! Мы уже почти пришли! — Катя остановилась, и в ее голосе я услышал нотки сочувствия. — Сейчас перейдем вон там, налево — и будет улица Речников!
— Давайте прибавим!
Профессор тоже, наконец, обернулся. Даже в лунном свете я поразился, насколько бледным было его лицо.
И тут что-то дернуло меня обернуться. НА КРАН. Будь я проклят — он падал!!
Падал, как все в эту бесовскую ночь — почти беззвучно. Как во сне. Он просто начал вдруг стремительно увеличиваться в размерах. «О, проклятая Волна!!» — мелькнуло у меня в голове.
В следующую секунду я уже каким-то немыслимым образом сгреб в охапку разом и Катю, и профессора — и вместе с ними прыгнул в сторону. Скорее всего, нас бы это не спасло — но, по счастью, слева оказался склон, что-то вроде детской горки — и мы кубарем покатились по нему, что-то крича и, наверно, подвывая от ужаса.
Кран рухнул страшно, с диким грохотом и скрежетом. Я явственно ощутил, как земля содрогнулась, а мимо явно просвистели какие-то железяки. От стремительного падения я разбил нос, ушиб локоть и расцарапал ладони. Попутчики мои тоже, как я понял, приложились знатно — но вроде бы ничего себе не сломали.
— У вас опять кровь из носа, Аркадий! — сказала Катя. У нее у самой на лбу вскочила явственная шишка, а под глазом наливался лиловый, почти черный в ночи фингал — но она, похоже, этого не замечала.
Я набрал снега и приложил к больной физиономии. Со стоном поднялся профессор — он отделался, пожалуй, хуже всех: голова его была вся в крови.
В общем, Катерине пришлось опять доставать тампоны и скотч.
И вот как раз тогда, когда я безразлично и вяло наблюдал за ее заботливыми манипуляциями над головой профессора — я вдруг ВСПОМНИЛ.
— Скажи-ка, профессор … Что вы такое произнесли, когда мы падали со склона?
— А что я произнес? — так же вяло спросил он.
— Не помните?
— Нет.
— А я помню: вы орали «Ферфлюхтер!»
— А я ничего не заметила, — сказала Катя, не отрываясь от работы.
Я продолжил в азарте:
— Зато я заметил! Вы орали «ферфлюхтер» — немецкое ругательство. Что-то вроде «черт возьми», если я не ошибаюсь. И уже не в первый раз!
— Ну и что? — так же вяло отвечал «Александр Глебович» — Это обычное ругательство…