— Василий Терентьевич, — сказал я. — Вы уверены, что проснулись от выстрела? Всйомните хорошенько. Может, вас разбудили?
Тут я заметил, что полог палатки неестественно топорщится. А вот подслушивать нехорошо, да и не умеешь ты, Танечка, этим делом заниматься, не научилась еще.
— Знаете, Александр Андреевич, — сказал Бояров, поморщившись. — Я вас, конечно, понимаю — служба и все такое… Но я уже все сказал!
— Вспомните, пожалуйста, это важно для следствия.
— Ну-ну… Проснулся я от выстрела, это точно. Хлесткий хлопок, я ведь охотник. Зимой, к примеру, на кабанов охотился. Но это так, к слову. Выстрел… Не знаю уж почему, но я испуга^ ея… а в самом деле, странно! Мало ли кто выстрелил? Проснулся и никак не могу сообразить, что к чему… по правде сказать, выпил немного лишнего. Да, запутался в спальнике, кое-как расстегнул «молнию». Тут уж Танюшка помогла, потом она взяла фонарик и вышла.
— Сколько примерно минут прошло, пока Таня выбралась наружу?
— Минуты три, может быть.
— Утром вы говорили, что ваша дочь сразу после выстрела вышла.
Теперь я понял свою ошибку, совершенную утром. Нельзя было допускать, чтоб Бояров присутствовал при допросе дочери. Она не могла сказать всего при отце, даже если бы захотела, а позже, видимо, неловко было признаться во лжи. Бояров подошел тогда такой разнесчастный, тихий, сел неподалеку и слушал, печально кивая. А потом механически повторил то, что сказала дочь. Если бы мне вчера кто-нибудь сказал, что я способен допустить такой элементарный просчет, ни за что бы не поверил!
— Утром… — сказал Бояров, запнувшись. — Я был расстроен, потрясен, это естественно, да еще бессонная ночь. А не все ли равно, уважаемый следователь, через сколько минут? Какая разница, вы что думаете… Что такое? Почему вы на меня так смотрите, кто вам дал право?
— Простите, Василий Терентьевич, — улыбнулся я. — Не хотел вас обидеть. А в каких местах вы охотились на кабанов?
— В этих краях, — недовольно буркнул Бояров. — Вы интересуетесь охотой?
— Было время — увлекся, ружье до сих пор висит.
— Вот как! А меня вообще-то не охота привлекает, какой из меня охотник. Так, побродить с ружьем, пару раз выстрелить. Главное — общение с природой, людьми. Охотники — народ особенный. С альпинистами в хижине встретились. Я вот что хочу спросить — какая необходимость в двадцатом веке взбираться на километровые скалы, используя первобытную технику и, глав-ное, — рискуя жизнью? Смысл, простите? Во всем должен быте смысл.
