С сорок пятого года, когда принял Нехаев лагерь, не было здесь ни одного массового выступления, с поджогами, захватом заложников и стрельбой, за которыми следуют разборки и приезды комиссий из Москвы. Даже резня, затеянная Алданом два года назад, когда делили власть воровские кланы, прошла незаметно. Мало ли режут в лагерях? Сутки не слезали с вышек усиленные наряды с пулеметами, а когда зековская братва выпустила пар, Нехаев быстро и умело навел порядок. Кого нужно, сунули в штрафной изолятор, раненых — в санчасть, убитых мгновенно похоронили, и даже суд был…
— Так что пишет контора? — жизнерадостно поинтересовался полковник.
— Случайным выстрелом из самодельного пистолета убит заключенный Дягилев…
— Имеющий сколько судимостей? — перебил капитана Нехаев.
— Шесть. Два убийства, бандитизм, грабежи…
— Так это прекрасно, что случайные пули попадают в таких, как Дега, а не в Малькова, который вину свою осознал и старательно трудился на дизеле, зарабатывая досрочное освобождение.
Василий Васильевич смотрел на меня в упор, и я понимал, что Нехаев ни в какие случайные выстрелы не верит.
— Николай Петриков, по кличке Петрик, — продолжал Катько, — сознался, что с помощью покойного Тимченко изготовил пистолет, хранил его у себя в бараке и вчера на берегу реки произвел выстрел, в результате которого был смертельно ранен заключенный Дягилев. Заключенные Казырин, по кличке Шмон, и Мальков этот факт также подтверждают.
— А за что же тогда били Малькова, когда на место происшествия прибежал ефрейтор Сочка?
И Нехаев, и Катько ждали, что я отвечу.
— Да они как взбесились, — выдал я заранее приготовленный ответ. — Видно, пьяные или обкуренные были. Никто ничего не понял, Дега в крови, а Шмон с Петриком на меня кинулись…
— Чтобы, значит, злость сорвать?
— Наверное…
Полковник усмехнулся:
— Врешь, Мальков! Ты чего передо мной, начальником лагеря, дурочку валяешь? Так что тебя связывает с нашими главными урканами?
— Ничего.
Понимая, что от полковника одним словом не отделаешься, стал было объяснять: меня подозревали, что я стукач и заложил Марчу, поэтому хотели избить в бане, но заступился Волков…
— Тогда это ты стрелял в Дегу! — перебил меня Нехаев. — Причины налицо.
— Не я, ей-богу, не я…
Я был готов разрыдаться, завыть от жалости к себе, но пересиливал себя, чувствуя, что полковнику это не понравится. Все в лагере знали, что дядька Нехай слюнтяев не любит.
— Отправьте вы меня куда-нибудь подальше, гражданин начальник! — в отчаянии выкрикнул я. — Не дадут они мне тут житья…
