Мезряков открыл рот, но на него умоляюще посмотрел Лецке. Перехватив его взгляд, адвокат сунул ему бумаги, подложив свой "дипломат". Лецке, не глядя, подписал. "Дипломат" защёлкнулся, как акулья пасть. Провожая адвоката, Мезряков подумал, что мир принадлежит таким вот мозглякам.
- Мокрица! - крикнул он вслед, когда адвокат уже спускался по лестнице. - И передайте вашей клиентке, пусть подавится своими отступными!
Мезряков захлопнул дверь. И тут у него родилась мысль, что они с Лецке играли не в ту игру, и вместо того, чтобы палить друг в друга, им надо было стрелять в таких вот пройдох, в полицейского полковника, в Гнуса... Мезряков вдруг представил, как вечером караулит полковника у подъезда, как, выхватив пистолет, всаживает ему пулю в затылок - молча, сладострастно. К чему объяснения - всё и так сказано. А потом можно покончить и с Гнусом. Не снимая тапочек, спуститься вниз за очередной дозой, а расплатиться пулей. Подозревать его не будут, мотива у него нет: Робин Гуд существует только в преданиях, благородный мотив - только в кино. Но всех не перестрелять. Да и Москва тогда опустеет. Мезряков щелкнул пальцами и, вернувшись к Лецке, бодро сказал: "Поздравляю, Антон, теперь вы снова свободны!".
Это было третье событие.
Уткнувшись в стену, как в зеркало, Лецке часто представлял себя со стороны - угрюмый, беспомощный. Мерзкое насекомое, недостойное жить! Он закрывал тогда лицо руками и громко стонал.
- Голова болит? - подлетал Мезряков.
- Да, голова.
- Сейчас пройдёт.
Мезряков протягивал обезболивающее. Запивая его, Лецке косился на любовника, которого почти ненавидел. Как он не понимает? Где его проницательность? Он отдавал стакан и отворачивался к стене. Но Мезряков понимал всё. Понимал, что его помощь недейственна. И, проклиная собственное бессилие, предлагал игру "в страуса" - говорить о том, что можно изменить, а о том, что нельзя, - молчать. И подменял первое вторым. Мезряков знал и больше. Знал, у кого заимствовал этот приём. "Не греши - и спасёшься!" Разве религия не переключает нас на этику, отвлекая от неподвластного? "Хорошо веди себя и получишь награду", - так подкупают детей. Но грех и бессмертие? Эта связь того, что никак не связано. Будто земле не всё равно, кто в ней лежит. Будто со временем в ней можно отличить негодяя от праведника.
- Прошла? - через некоторое время спрашивал Мезряков.
- Прошла, - равнодушно отвечал Лецке.
Есть только ты и бездна. И никаких государств вокруг.
