Мезряков зло смял сигарету, достав другую.
- Наш народ характеризуют три "з": он зол, завистлив, забит. Сам не живет и другим не дает, испытывая от этого сатанинскую радость. - Щёлкнув зажигалкой, Мезряков прикурил. - В глубине мы хотим, чтобы нас боялись, а не любили.
- Так вы же еврей.
- Опять вы за старое! Ну какой из меня еврей? Если бы.
- Вот и я про себя думаю: если бы. А то ни туда, ни сюда. Угораздило родиться гадким утёнком. Не поверите, я из России ни ногой, а всю жизнь, как в эмиграции. И почему так?
Мезряков пожал плечами.
- Видно, хороший вы человек, интеллигентный.
- Ну откуда вы знаете! - замахал руками старик. - Много чего совершил, за что стыдно. А интеллигентный... Так это у нас оскорбление.
Рядом с неврологическим корпусом, куда поместили Лецке, находился морг, и вечерами, когда темнело, из окна палаты был виден лившийся оттуда голубой мертвенный свет. Жизнь, смерть - в больнице тонкая грань между ними почти стирается. По саду бродили серые больничные халаты, которые старались не смотреть в сторону морга, отворачиваясь, когда с носилок выгружали завёрнутое в клеёнку тело. Мезряков наблюдал эту сцену завороженно, не в силах шелохнуться.
- Очередной десант на тот свет, - перехватил его взгляд историк.
Мезряков криво усмехнулся.
- Боитесь смерти? Впрочем, не отвечайте, конечно боитесь. То, что невозможно вообразить, ужасает. Конечно, речь идёт не о похоронах и положении в гробу, вы понимаете. Я раньше тоже боялся, а с возрастом, верно, ослабло воображение. Теперь даже и не пытаюсь. Вам интересно?
Мезряков кивнул.
- В больнице о чем только не поговоришь. Чтобы не молчать. Хотя перед уготованным нам молчанием не наговоришься. - Глубоко затянувшись, старик встал на цыпочки и выпустил дым в форточку. - Замечали, отношения зависят от того, где начинаются. К примеру, если знакомство состоялось в чиновничьем кабинете, то для его хозяина вы навсегда останетесь просителем. А если на лекции, для того, кто её читал, будете вечным студентом. - Он разгладил бородку. - Но лучшие из знакомств - больничные. В больницах рушатся барьеры, и голые, как Адам, взрослые снова становятся детьми. Куда деваются надменность и чванство! Богатство и положение остаются за воротами! А внутри складывается больничное братство - борьба с депрессией, бессонницей и страхом делает приятелями за считанные дни. Расставаясь, обмениваются телефонами. Но звонят редко - жизнь берёт своё. - На мгновенье он замер, задрав вверх сложенные горстью пальцы, и стал похож на преподавателя у грифельной доски. - Странно, что люди на земле враждебны. По сути, мы же все в больнице для неизлечимых.
