— Ну, — улыбнулся Генри. — Значит, я упустил свой шанс…
— Но ты еще можешь получить его! Все делегаты получают такое лечение. А тебе достаточно пошевелить пальцем — и тебя выберут. Здешние люди помнят…
— Я не политик, Дульчи. И не хочу им быть. И не хочу жить вечно. Я прожил свою жизнь. Более чем достаточно. Я видел, как уходили мои друзья, — все, кроме Амоса. Они погибли, умерли от старости или просто исчезли. Вселенная уже не такая, какой она была в дни моей юности. Наступили дни статистически среднего…
— Перестань, дедушка!
— Нет-нет, девочка моя. Им я нужен такой, каким был, а не такой, как сейчас, старая развалина.
— Старая развалина! — воскликнула Дульчи сердито. — Ты по-прежнему любого из них за пояс заткнешь.
— Мягко говоря, дорогая, — вмешался Амос, — в молодые годы он был самым беспринципным, самым диким, самым сильным дьяволом в космической службе. Много раз я пытался обойти его. Но так и не смог. Он оказывал на меня слишком большое влияние.
— Это было давным-давно, — улыбнулся капитан Генри. — Мы жили одной жизнью и ни о чем не жалели. А сейчас у нас есть кресло у камина. Пусть все так и останется.
Амос налил себе еще, привычным жестом опрокинул стакан и уставился на огонь.
— В то время шла война. Твой прадедушка как раз заплатил за чудесный маленький пятидесятитонный грузовой катер, всегда уходивший от таможенного патруля. Ну вот, Генри подписал контракт на продолжение службы во время войны. Его назначили лейтенантом запаса, через два года он был уже капитаном действующей армии, а его суденышко — обгоревшей развалиной.
— Дедушка! Ты мне никогда не рассказывал о том, что принимал участие в войне…
— Попроси, пусть Амос как-нибудь тебе покажет свои медали. Он забыл упомянуть о том, что я находился в той самой развалине, когда ее подбили. Он меня вытащил…
— Ой, дедушка, как было бы замечательно, если бы ты прошел еще один курс омоложения и показал бы им всем…
Генри посмотрел на тлевший кончик сигары.
— Ты что, хочешь, чтобы я принял предложение Бартоломью?
— Нет, конечно, не хочу! Я хочу, чтобы ты остался здесь и жил долго-долго. Я просто хотела сказать, что…
— Ну ладно, я слегка преувеличил. Если я пройду еще один курс, может, у меня и будет добрых пять лет… — он замолчал, посмотрел на часы на стене — память о старом Марсе. — Уже поздно. Как там насчет того грандиозного бала, на который ты собиралась с молодым Бартоломью?
— Я не пойду, — коротко ответила она.
— Что? Сегодня утром ты так спешила в Молл за платьем, что даже завтрак не доела…
