Ну что за страна?! Ну что за народ?! Безудержное служебное рвение. "Бдеть, переть, не пущать". А посмотреть? А подумать? Ведь по этому Колупаевичу видно - парнишка не из простых, на дровяного воришку... - не типичен. Просто спросить - нельзя? Теперь вот прыгать придётся.
"Пусть болит мая травма в паху,
Пусть допрыгался до хромоты...".
Спрыгиваю у сторожа за спиной. Тот разворачивается как есть: клюка - поднята, глаза - вылуплены, борода - заплёвана, речи - матерные. Укладываю поленце на ладонь левой, левую - к его лицу. Толчком правой пропихиваю поленце по ладони левой - к его носу.
-- А-ах!
И - сел. На Добробуда. Тот... визжит, пищит и поленьями гремит. Не прекращая звучания, переходит к движению: выворачивается, выскабливается из-под сторожа, подымается. Медленный парнишка. Но цепкий - дровишки так и не отпустил.
-- Дядя, мы - новые княжие прыщи. Все обиды - ко второму ясельничему Мончуку. А ты кто?
-- Я? Я... эта... Я княжий слуга! Я самого светлого князя...!
-- Цыц. Вот он (тыкаю пальцем в Добробуда) - боярский сын. Сын столбового боярина из славного града Пропойска. Ты ему только что слов разных наговорил. Про его матушку, про батюшку и про прочую высоко-боярскую родню. Знаешь сколько, по нынешним временам, стоит так поругаться? По "Уставу Церковному"? А нынче ещё и пост. Иван Златоуст сказал, а князь Роман подтвердил: "Истинный пост есть удаление от зла, обуздание языка, отложение гнева...". А ты на боярича со злом, да с необузданным языком... Прикидываешь, какого размера на твоей спине "отложение гнева" произойдёт?
-- Не... Дык... чего ж... я ж... И чего?
Вменяем и конструктивен - можно не бить.
-- Вставай, отнесём дрова - печь в гриднице протопить надо.
Набираем дров, топаем в казарму. По ходу выясняется, что дядя - не только дровяной сторож, но и истопник. Смысл... Вполне наш, исконно-посконный: "Кто что охраняет, тот то и имеет". Кончатся дрова, топить нечем станет - истопнику бяку сделают. Вот он и сторожит... "исходное сырьё для актуализации своих трудовых навыков". Топит он печи в шести помещениях, а клюка у него - не клюка, а здоровенная кочерга. Бить всяких татей и охальников - удобно, а вот таскать с места на место...
-- Дядя, а ты бы выпросил себе по кочерге на каждую печку. Не таскался бы с ней туда-сюда. Удобнее же.
-- Э... Это ж скока будет? Ещё пять... этих... Не... не дадут.
Специфическая форма "проклятия размерности". Как будет четыре "этих" - понятно: четыре кочерги. А вот пять... Кочергов? Кочерг? Кочергей? Этот вопрос бурно обсуждался даже и в 20 веке, в эпоху Советской России, в тогдашних госучреждениях. Грамматическое решение проблемы правильного поименования пяти "этих" - человечество так и не нашло, актуальность отпала вместе с печным отоплением.
