Корысть на пьедестале | страница 34



– Ты у меня самый лучший… – с нежной улыбкой проговорила она.

– Как-то не очень уверенно звучит, – заметил Валентин. – И много у тебя было таких лучших?

– Ну, только Сергей… И ты, конечно! Ты очень хороший, я не сразу это поняла, но почувствовала. Из-за Сергея не поняла… Но теперь его нет, теперь есть только ты.

– Странное дело, ты со мной переспала и влюбилась. – Валентин вдруг сжал пальцами ее шею. Несильно, не больно и тем не менее. – А если с кем-то другим переспишь?

– Что? – Василиса возмущенно вскочила, села, опираясь на правую руку, а левой инстинктивно прикрыла обнаженную грудь.

– А разве так не бывает? – Он смотрел на нее спокойно, без всякого смущения.

– Со мной не будет! – уверенно мотнула она головой.

– Ты меня любишь, поэтому не сможешь изменить? – Он говорил серьезно, но в его словах она все же уловила маленькую занозистую колючку.

– Да, я тебя люблю! – кивнула она и замерла, вслушиваясь в эхо своего признания, нет ли в нем фальши? – А раз я тебя люблю… я тебе никогда не изменю…

– А если пистолет к голове приставят? – усмехнулся он.

– Интересные у тебя фантазии! – с легким сарказмом ответила Василиса. – Да, я в тебя влюбилась. Но вовсе не потому, что переспала с тобой. Я выпила приворотное зелье. Вместе с тобой.

– А если вдруг все-таки с кем-то переспишь? – не унимался Валентин.

– Тогда можешь меня застрелить.

Василиса резко поднялась, заставив его вздрогнуть, села за стол, взяла бумагу, ручку и быстро накорябала расписку: «Я, Климова Василиса Евгеньевна, разрешаю своему мужу, Кузьмину Валентину Юрьевичу, в случае, если изменю ему…»

Он неторопливо взял расписку одной рукой, другой опустил со лба на нос несуществующие очки, прочитал и, небрежно сбросив бумагу на пол, произнес:

– Во-первых, ты не Климова. А во-вторых, ты должна застрелиться сама.

– Это уже будет предсмертная записка, – парировала Василиса.

– А ты во мне не уверена? – скорее в шутку, чем всерьез спросил Кузьмин.

Она молча поднялась, взяла второй лист бумаги, на этот раз она не торопилась и четким, каллиграфическим почерком поклялась застрелиться, если вдруг изменит своему мужу.

– Ты сумасшедшая? – прочитав обещание, спросил Валентин.

– Нет, просто я уверена в себе.

– А во мне? Я спрашивал про себя. Вдруг я пришлю сейчас в каюту матросов, а потом тебя застрелят?

– Если ты способен на такую подлость, то мне и жить незачем.

– Ты это серьезно?

– Если я влюбилась, то насмерть.

Валентин поднялся, наспех обмотав бедра полотенцем, вышел на мостик перед каютой, взял там со столика сигареты, закурил. Вернулся, сел в кресло и с благодушной улыбкой удовлетворенного человека посмотрел на нее: