— Следовательно, сердечная болезнь? — спросил столяр с легкой иронией. — Да, этим шутить нельзя; болезнь такой же неуловимый кредитор, как и совесть. Ну, надо полагать, что вы от этой болезни не умрете, по крайней мере не так-то скоро. Что же я, однако, за дурак! — прибавил он, смеясь.
— Знаете, г. Дюбур, как я объяснил себе вашу внезапную бледность?
— А как? — спросил молодой человек, успевший тем временем совершенно справиться со своим волнением.
— Я подумал, что испугал вас словом «эшафот!» — отвечал Альмарик, снова уставившись на Дюбура.
Дюбур громко расхохотался. Но было заметно, что его смех был принужденный, точно так же, как и беззаботный тон, который он старался принять, возражая Альмарику:
— Ба, мне-то что до этого?! Мне нет ни малейших причин пугаться этого. Я до сих пор еще не заслужил наказания, не заслужу его и впредь. Наверно нет такого человека, который бы указал на какой-нибудь постыдный поступок с моей стороны.
— Гм! — насмешливо отозвался столяр.
— Что вы хотите сказать своим «гм», Альмарик?! — воскликнул молодой человек, разгорячаясь. — Может быть, вы намекаете на то, что я воровал, обманывал или делал что-нибудь подобное?
— Успокойтесь, молодой человек, — возразил спокойно Альмарик. — Кто же говорит об этом? Если нельзя за что похвалить вас, то только за то, о чем мы с вами за несколько минут перед тем говорили…
— Охотно сознаюсь, что я немного легкомыслен, но за это ведь не сажают в тюрьму.
— Зачем же! Но ведь всем известно, что церковь воспрещает всякого рода удовольствия, которым вы предаетесь и которые ведут прямо в ад.
— Ну, вот еще! — воскликнул, смеясь, Дюбур, снова совершенно развеселившийся. — Молодым бываешь только раз в жизни и потому жизнью следует наслаждаться! Для чего же придуманы и посты, если не для того, чтобы после замаливать грехи? Итак, вы видите, мастер Альмарик, что на всякое зло есть и свое лекарство.
— Гм! Вы думаете, что для мамзель Юлии Минс все равно, если она узнает, что на вашей колеснице было много и женщин и Афродит, не похожих на Лукреций? [2] Вы знаете не хуже меня, как девственно чиста и невинна мамзель Юлия и как она богобоязненна. Вы откровенно сказали мне, что думаете жениться на этой прелестной девушке, поэтому вы должны вести себя осмотрительнее по отношению к ней и не выходить на сцену с женщинами двусмысленного поведения.
— Другими словами, ради своей невесты я должен поступить в какое-нибудь духовное братство?
