– Да?
– Ласкер был там.
На лице Левина не дрогнул ни один мускул.
– Он предостерег меня, чтобы я уезжал оттуда, – продолжил я. – Что все пошло не так.
– И что ты ответил?
– Ничего. – Губы пересохли, и я провел по ним кончиком языка. – Подозреваю, что он просто испугался. Но, возможно, он знал, что операция под угрозой.
– Не факт. Ты же знаешь, что он был параноиком. Он мог сказать то же самое, даже если бы все шло по плану.
– Вот и мне интересно, каков был план с самого начала.
– Ты думаешь, тебя подставили?
– А ты?
– Я так не думаю.
Не мигая, я сверлил Левина взглядом. Потом все же моргнул и отвел глаза в сторону.
– Почему там не было оружия?
– Без понятия.
– Кто-то же должен знать.
– Кто-то наверняка знает. Но я не знаю кто.
Почему-то я ему не верил. Что-то не сходилось. Между нами повисла тишина. Он посмотрел на свои наручные часы и налил воды из кувшина, отхлебнул и передал мне стакан. Я отрицательно покачал головой.
– Тебе нужно пить.
– Я не хочу.
Левин достал записную книжку из кармана куртки, что-то написал и передал ее мне.
Скорее всего, комната прослушивается.
Я посмотрел на него.
– И ты говоришь об этом только сейчас?
Им нужно выслушать твою версию.
– Кому это «им»?
Левин не реагировал. Я со вздохом откинулся назад. Комната кружилась перед глазами, мне не хватало воздуха, но я чувствовал, что не в состоянии подойти к окну.
Они боялись, что я заговорю, несмотря на их запрет. Также было непонятно, кто стоял за всем этим. Я склонялся к версии, что это полицейские. В данной ситуации информация тщательно контролировалась сверху, в особенности в моем случае.
Левин написал что-то еще в своем ежедневнике и положил его мне на грудь. Я поднял его и постарался сфокусировать взгляд.
Я не могу сейчас тебя спасти, Лео.
Им попросту нужен был козел отпущения, и они его получили. В официальном обращении пресс-секретаря к массмедиа значилось, что я получил больничный до конца года, а в дальнейшем меня переведут на другую должность, если я пожелаю продолжать карьеру. И газеты, и полиция были довольны, потому что формально меня отстранили. И все это понимали. Обвинение за провальную операцию свалили на меня, мальчика на побегушках при служащем отдела внутренних расследований. Это был наиболее легкий и безопасный путь. Дело о причастности полиции все равно перешло бы в соответствующий отдел, в котором у меня не было друзей и защитников. Мне выписали таблетки «Собрил» от панических атак, «Оксасканд» от бессонницы и общей тревожности, как выразился доктор. Я пытался звонить Левину, но он не отвечал, видимо, чтобы не привлекать внимания. Меня выписали в конце весны, а лето пролетело как в тумане, с долгими бессонными ночами.
