– Как вы связываетесь с Даниэлем, если он вам нужен?
Шлю письмо.
– На какой адрес?
Он что-то пишет, затем отрывает клочок бумаги и передает мне адрес почтового ящика.
– Это ведь не настоящий адрес.
У меня есть только этот.
– Что происходит после того, как вы отправляете ему письмо?
Он приходит сюда.
– Через сколько времени?
2–4 дня.
Я бросаю взгляд на полученный адрес и встаю со стула. Затем задумываюсь над тем, где может находиться абонентский ящик. Возможно, он расположен недалеко от места проживания Грима. Этот почтовый ящик, должно быть, представляет для него большую ценность.
– Спасибо, – благодарю я его.
Ты не хочешь говорить мне спасибо, ты просто хочешь засадить меня за наркотики и насилие, потому что думаешь, что именно я сделал это с детьми в Албю.
– Да, – отвечаю я.
Я еле сдерживаюсь, чтобы не сказать что-то, но не очень понимаю, что же именно. Я гляжу на Абеля, пытаясь понять, есть ли у меня что-то, чем я могу пригрозить ему. Похоже, что нет. Я отхожу от него и направляюсь к выходу. Он черкает что-то еще в своей записной книжке и снова машет мне.
Думаешь, что делаешь мир лучше?
– Когда-то я так и думал, – отвечаю я. – Но это было давно. Я изменился.
Люди не меняются, господин полицейский, – пишет он, – они приспосабливаются.
Сидя в метро, я открываю конверт. Вагон почти пустой, всего несколько пассажиров тут и там, сидящих, прислонившись к окнам. В бледно-желтом свете моя кожа принимает болезненный вид.
Похоже на какой-то дневник, несколько страниц, исписанные тем почерком, который Грим, скорее всего, больше не использует. При других обстоятельствах он пишет иначе, изменяет и искажает почерк, чтобы спрятаться от самого себя. Такое ощущение, будто бы он впервые за долгое время примеряет старую одежду и не уверен в том, как ее стоит носить, не понимая толком, для какой ситуации она предназначена.
Перед тем как исчезнуть в последний раз, я сходил к психологу. Она становилась все более и более безразличной, я не понимал почему. Помню вторую половину дня в ее офисе; она спрашивает меня, что не так. Я говорю, что не знаю, что это, возможно, как-то связано с моей семьей или, может, с моими друзьями. Аня мертва – может, из-за этого? Может, наркотики виноваты… Теперь она постоянно спрашивает о семье. Отвечаю, что все хорошо. Остался только папа, и с ним все хорошо.
– А что насчет меня? – спрашиваю я.
– Что ты подразумеваешь под этим? – задает она встречный вопрос.
Я не знаю, что сказать, я чувствую себя настолько дезориентированным…
