Д’Артаньян не двинулся с места.
— Вы в самом деле славный малый, — сказал Атос, пожимая ему руку. — Итак: Атос, Портос, Арамис, д’Артаньян! Вперед!
И все девять сражающихся бросились друг на друга…
А потом победители шли, держась под руки и занимая всю ширину улицы, заговаривая со всеми встречавшимися им мушкетерами, так что в конце концов это стало похоже на триумфальное шествие.
Ах, как хотелось бы многим из нас оказаться в положении отважных мушкетеров и их молодого друга! (При условии последующего триумфального шествия, разумеется.)
Но это роман. В жизни подлинное бесстрашие выглядит, как правило, совершенно иначе.
Ну, скажем, к примеру, несколько строчек короткой справки из «Энциклопедии»:
«Шенграбенский бой 1805 года между русскими и французскими войсками близ деревни Шенграбен в Австрии. Русская армия под командованием М. И. Кутузова оказалась в тяжелом положении (ей угрожало окружение и разгром превосходящими силами французов). Кутузов выдвинул к Шенграбену шеститысячный отряд П. И. Багратиона с задачей задержать авангард французских войск (30 тысяч человек), который стремился отрезать пути отхода русских. Благодаря стойкости русских солдат Багратиону удалось в упорном бою задержать противника и обеспечить отход главных сил, после чего отряд отступил и соединился с ними».
А вот как это выглядело в действительности — или, точнее, на страницах «Войны и мира» Л. Толстого, тоже романа, но, как хорошо знает читатель, романа несопоставимого по степени исторического реализма с «Тремя мушкетерами».
…Пройдя с голодными, разутыми солдатами без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско-цнаймскую дорогу (около деревни Шенграбен) несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было идти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным…
Тут мы прервем на минуту повествование автора и напомним, каким образом русская армия попала в столь бедственное, можно даже сказать, катастрофическое положение. Из предыдущих глав романа читателю известно, что она шла на соединение с австрийской армией, чтобы совместно противостоять гораздо более сильной французской армии, способной легко разгромить каждую из них поодиночке. Но 80-тысячная австрийская армия за несколько дней до этого была окружена 220-тысячной французской и сдалась на милость победителя. Теперь такая же участь ожидала 41-тысячную русскую армию, спешно отступавшую, чтобы соединиться с подкреплениями, и сильно растянувшуюся на марше. Кстати сказать, год спустя при таких же примерно обстоятельствах Наполеон в прах разгромил прусскую армию в сражении при Йене — Ауэрштедте. Но тут, как говорится, коса нашла на камень.
