– Хорошо тебе, Иванова, рассуждать. У тебя начальства нет. А мне в отдел ехать нужно. Докладывать обстановку. Там теперь наверняка все на ушах. Да и с опергруппой еще пообщаться успеть надо. А то разойдутся по домам, придется до утра от них рапортов ждать. Может, соседи что-то интересное рассказали? Нет, рестораны придется на завтра отложить. А ты домой отправляйся. Хватит уже с тебя приключений. Одна туда соваться не смей, – предупредил Мельников.
– Это уж как получится, – заявила я. – Ты, Андрюша, езжай в отдел, а я еще немного тут похожу. Пока мужики под впечатлением от новости, попробую еще что-нибудь выведать. Жалко упускать такую возможность.
– Вечно тебе на месте не сидится, – проворчал приятель, но отговаривать меня не стал, зная по опыту, что дело это неблагодарное.
Мельников ушел, а я вернулась обратно к кабинету, где при жизни трудился Проскурин. Внутрь заходить не торопилась. Решила послушать, что коллеги Антоши без свидетелей обсуждать станут. Подслушивать, ясное дело, некрасиво, но иной раз, подслушивая, можно много интересного узнать. И я, не обременяя себя угрызениями совести, прижалась ухом к двери.
Сначала мне был слышен только голос Михаила Алексеевича. Он делился с коллегами опытом организации похорон. Какая-то его дальняя родственница умерла буквально пару месяцев назад, и он докладывал, что почем нынче на рынке ритуальных услуг. Мужики слушали молча, не перебивая. Лишь один голос время от времени подавал реплики с просьбой повторить цену. Видно, конспектировал за рассказчиком, чтобы после подсчитать, какая сумма потребуется для того, чтобы устроить все чин по чину. Потом мужикам надоела скучная бухгалтерия. Я услышала, как кто-то, по голосу не из тех, кто участвовал в нашей беседе, спросил:
– Как думаете, кто Антошу прирезать мог?
– Кто ж его знает? Шпана какая-нибудь. Кошелек подрезать решили, да не рассчитали.
– Нет, карманники на такое не пошли бы. Ну, не вышло лопатник рубануть, так он, вор-то, просто сбежал бы из троллейбуса. Не удалось в этот раз, повезет в другом месте. Я думаю, Антошу намеренно в расход пустили.
– А за что? Для того чтобы жизни человека лишить, веская причина нужна. Насколько я знаю, наш Антоша ничем противозаконным не занимался. За что его убивать-то?
– Да мало ли поводов? Сейчас народ через одного все отмороженные. Может, нагрубил кому? Сами знаете, Проскурин иной раз таким мерзким мог быть.
– Брось ты, Иван. Разве за такое убивают? Я вот считаю, что Антоша все-таки с криминалом связался. И основания так считать у меня имеются. Вспомните, с полгода назад Каверзник наш на работу опоздал. Прискакал взъерошенный весь. А когда Лексеич его подколол насчет того, что, похоже, тот всю ночь в засаде просидел, он даже не огрызнулся. Мне еще тогда это странным показалось. А главное, что спустя короткое время у него деньги стали появляться. Когда на юбилей Веронике Степановне сбрасывались, я рядом с Антошей стоял. Ну, и случайно в кошелек его заглянул. Машинально получилось. Так у него там тысячные купюры целой стопкой лежали. Я аж присвистнул от удивления. А Антоша кошель захлопнул и оправдываться принялся. Не мои, мол, деньги. Сосед попросил компьютер ему присмотреть. Сам, мол, в этом ничего не смыслит, собираюсь после работы в магазин заехать. Тогда-то я поверил, а теперь думаю, не соседские это тыщи были, а Антошины. А за такие деньги немудрено и заточку в бок схлопотать.
