* * *
Выбросило ночницу из кикиморы черным комком. Пролетела она через всю комнату — и угодила прямиком в зеркало.
— Ой беда, разобьет ведь! — зажмурился домовой в ожидании. Тишина.
— Эй! — затормошила Мокша Пафнутия. — Да открой ты глаза наконец!
— Подожди, еще звона не было.
— Не будет звона. Подзатыльник могу дать — зазвенит не хуже. Смотри, пропала она!
— Как пропала? Куда? — вытаращил глаза домовой.
— В зеркало. Летела-летела и провалилась! Внутрь! Только как так вышло…
Подошли к зеркалу, сняли со стены, покрутили, повертели — все как обычно, повесили на место. Осмотрелись — марево над хозяевами поблекло, Андрейка запыхтел, заворочался, стал хныкать. Пафнутий озадаченно оттянул бороду, задумался. И вдруг как хлопнет в ладоши, расплывшись в улыбке. Мокша со страха чуть сама в зеркало не прыгнула.
— Ты что творишь, рожа оголтелая!
— Понял! — ответил домовой. — Ты ее, Мокшенька, из себя прогнала, а в свою оболочку нарядиться она не успела, вот и засосало ее в зеркало, как душу усопшую. Так-то! Пафнутий погрозил кулаком в сторону зеркала и пошел к хозяевам, пританцовывая. А Мокша все стояла у зеркала и всматривалась внутрь, будто что-то увидела.
— Слишком просто… — пробубнила кикимора.
— Что?
— Просто все слишком. Мы всю весну за ней бегали, да изловить не могли. Огород наизнанку вывернули, Путята по червям ее отлавливал, моей оболочкой завладеть смогла, а нужно было только зеркало ей на уши одеть?
— Ай! Ладно тебе. Из зеркала так просто не вылезешь — такие лабиринты… Я сам не бывал там, но не зря же зеркала занавешивают, когда умирает кто. А попадешь туда — так и будешь блуждать, пока время не кончится. От такой злыдни избавились! Не порть праздник. Пойдем лучше в гости к тебе, ты давно зовешь нору свою смотреть. Я вареньица с собой прихвачу. А дома завтра приберусь. Не буду сегодня работать — без меня управятся.
Пафнутий, пока говорил, и хозяев успел проверить — живы ли, и за печку слазил, банку с вареньем достал, и направился было на выход, как вдруг что-то завыло. Дом затрясся, заходил ходуном. Обернулся домовой — Мокша все так же стоит перед зеркалом, а оно рябью покрылось, будто вода. Поверхность вздулась, пошла пузырями, а изнутри ударило, словно в двери кто-то ломился, да так, что с полок все посыпалась. Кикимора попятилась, но тут ударило с новой силой. Внутри зеркала что-то хрустнуло, треснуло, а отражение в нем сменилось снежным пейзажем. Мокша с Пафнутием от удивления рты пораскрывали, уставились на чудо во все глаза. Пейзаж вдруг застило черным, и это черное медленно, словно кисель, стало перетекать наружу. Ночница черной жижей переваливалась через край, тут же покрываясь оболочкой. Рука ее вытянулась из зеркала, раскорячилась, уперлась в стену и стала вытягивать за собой остальное.
