— Пап, я здесь. Привет! — улыбается, а саму всю трясет. Накрутила себя. Ой, что сейчас будет…
— Наконец-то, я уж волноваться начал, думал, стряслось чего! — Степан засветился от счастья, ручищи растопырил для объятий. Олеся расплакалась, прижалась к отцу. Комок в руках закряхтел, захныкал.
— Осторожно, большого человека раздавишь.
— Ой, кто это?
— Это — Андрюша, внук твой!
— Что же ты папке-то не сказала, на свадьбу не позвала? А мужик где твой? — оторопел Степан, руки опустил.
— А нет его, вдвоем мы. Нам и без него хорошо. Да, сынок? Или не примешь без мужа?
— Тьфу, типун тебе на язык. Как только в голову такое пришло. Дуреха ты, дочка, вся в мамку. По любви хоть, али по блуду?
— По любви…
— Ну-у, чего нюни-то распустила, чудо ты мое? Наконец-то приехала, совсем про отца забыла. Поехали быстрее домой, по дороге все расскажешь. Дай хоть внука подержать. А глаза-то мои!
* * *
— Да где ж их черти-то носят! Запропастились совсем! За полночь уже, а их все нет. За это время можно двадцать дочек привезти, а он все с одной не справится! — причитал Пафнутий.
— Да не гоношись ты! Знаешь же, путь не близкий, на телеге с кобылой ехать долго. На их месте я бы вообще в городе заночевала, а с утра дальше двинулась.
— Много ты понимаешь. Да где они там телегу оставят, ты об этом подумала, садовая твоя башка? Сама-то давно из леса выбиралась? Конюшен нынче не сыщешь, так что приедут, еще как приедут. А если не приедут… — что он с ними сделает, Пафнутий так и не придумал, да и не хотелось об этом думать. Лучше бы приехали.
Непорядок, когда хозяев дома нет. Неуютно становится, одиноко, холодно, и бежать хочется. То ли дело, когда хозяин под боком, рядом, пусть спит даже, а тепло сразу становится от одного присутствия. Эх, кабы не кикимора, совсем невмоготу было бы, а тут пришла, поддержала. На дорогу с Пафнутием вышла. Стоят вдвоем, как привидения, в темноту всматриваются, хозяев встречают: вот-вот должна телега заскрипеть, еще немного, и Зорька из-за поворота покажется. Но все нет и нет, случилось чего? Да нет, домовой бы почуял.
* * *
Колесо снова заскрипело, юзом пошло. Лошадь всхрапнула, остановилась.
— Да чтоб тебя, окаянная! — Степан с фонарем в руках уже забрался под телегу, осматривал колесо, чем-то стучал, тихо ругаясь.
— Пап, что там?
— Да не пойму никак, дочка. Все нормально. Что не так? Всю душу вымотала эта дорога. Поехали дальше. Но! Пошла, родимая! Как из города выехали, так и пошло неладное. То кобыла взбеленится, идти отказывается, то телега встрянет, то еще что. И Андрюша постоянно плачет, будто болит что-то.
