Его пальцы впились в мои.
— Ты.
— Что я?
Он наклонился еще ближе, я чувствовала его дыхание на своем лице, сладкий аромат проникал в мои легкие с каждым вздохом.
— Я не трахаюсь со всеми подряд, и ты возбуждаешь меня.
— Я? — мой голос дрогнул, а грудь вздымалась и опускалась.
— Да.
— Что? — Моя кожа покалывала? Я чувствовала будто горю. Я горела? Конюшня горела?
— Ты слышала меня.
— Ох. — Святые угодники. Пять недель он обучал меня самообороне, и все эти пять сексуально разочаровывающих недель я мечтала, чтобы он поцеловал меня, прикоснулся ко мне, мечтала, как он прижмет меня к стене, его губы исследуют каждый дюйм моего тела.
Он наклонился еще ближе. Клянусь, весь воздух выкачали из моих легких каким-то странным мощным вакуумом, висевшим надо мной. Когда человек напуган или возбужден, что-то творится с его телом. Эмоции приводят к грани, заставляя конечности дрожать, сердце стучать, и между ног возникает сладкая истома. Я знала, как удовлетворить себя, но это... это могло прировнять мои оргазмы к пшыку, потому что этот парень возносил мое тело в другое измерение.
— Шшш, расслабься Мышка. — Щетина на его лице царапала кожу на моем подбородке, когда он поцеловал меня. — Я укладываю тебя на маты уже пять недель, ощущаю твои изгибы под собой. — Он поцеловал меня в ухо, прикусил мочку, и искры пронзили мое тело, а пальцы впились в его пальцы. — Я не играю в игры, Эми. Если ты чувствуешь тоже, что и я, твое время истекло.
— Эм, и что это значит?
— Это значит, что я не буду тратить время. Никаких игр. Ты запала на меня, поэтому я беру тебя.
Твою мать. Я дрожала и все, о чем могла думать, как он берет меня.
— Хорошо.
— Я не давал тебе выбора. Слишком поздно для этого.
— Ого.
Он поцеловал мой подбородок, затем вдоль челюсти.
— Эми. Ты что-то невероятно сладкое, а я хочу сладкое. Очень долго ждал.
— Черт, поцелуй же меня, — выкрикнула я. Плохой, неправильный, любой, я хотела, чтобы он поцеловал меня.
Он отстранился, а я запаниковала, распахнула глаза, думая, что он собирается уходить. Но вместо этого, Скульпт освободил одну мою руку, прикоснулся к щеке и опустился вниз до челюсти.
— Я поцелую тебя Эмили... и обратного пути не будет. Никто больше не поцелует тебя, не прикоснется к тебе, не будет пробовать то, что принадлежит мне. Я не делюсь.
Я начала смеяться, но быстро нахмурилась. Он выглядел так, будто не шутил.
— Ты серьезно?
— Да, Эмили. Я не делюсь, и не люблю проигрывать — никогда. — У меня отвисла челюсть от удивления. Он издевался? Нет, он казался серьезным, и он снова отвлекал меня, проводя пальцем по уху к шее и обратно.
