О писательстве и писателях. Собрание сочинений [4] | страница 13



, то есть Богу угодный человек, и к этому нас позвал — Божие дело совершилось бы. Такового ждем; дело ими предпринятое — не отрицаем; их отвергаем.

* * *

P. S. Я только что прочел (в мартовской книжке «Северного Вестника») биографию Ницше[11], писанную лицом, его близко знавшим, и которая была им лично просмотрена, — и, в виду все возрастающего внимания к этому философу, не могу удержаться, чтобы не сказать о нем нескольких слов.

Стрелка попорченных часов может делать какие угодно любопытные движения, но она не может показывать время; Ницше, в течение 14 лет медленно сходивший с ума (наследственная болезнь) и в эти именно годы написавший свои сочинения, мог написать в них много любопытного, но все это любопытное имеет тот недостаток в себе, что оно — не истинно.

Кажется, это неоспоримо; и, кажется, это достаточно, чтобы удержать ищущих истины от изучения его сочинений. Заблуждаться же можно многими способами, на многие манеры, и между ними есть тот, который нашел Ницше и который зовут, без всякого на то права, его «философией». Ибо самой идеи знания, самого усилия к правильному в мысли у него не было; и как он, так и труды его — даже не лежат в той общей категории, куда мы относим родственные факты «науки», «философии», «знания», «понимания».

1897 Два вида «правительства»>{3}

Прочитав статью г. Ник. Энгельгардта «Спасович о Пушкине»[12], не могу удержаться, чтобы не сделать к ней несколько добавлений. И да простит читатель если они не будут того же спокойного тона.

Если вдуматься, нападения г. Спасовича на Пушкина гораздо больнее для памяти великого поэта, нежели та грязь непонимания, которую когда-то лил на его голову наивный Писарев. Во-первых, они опаснее потому, что осторожнее и умнее; во-вторых, потому, что они не так ярки и не вызывают сейчас же и резкого отпора, т. е. они остаются в уме читателя. Между тем предмет их гораздо мучительнее, избранные точки для нападения — гораздо тягостнее и не только для Пушкина, но и для русского общества, привязанного к его памяти. Писарев доказывал, что Пушкин «не поэт»[13], как, напр., был для него поэтом Гейне; а во-вторых, что если бы он и был поэтом, то это — «ничего не значит, не содержит в себе никакой заслуги, так как всякий, если захочет, «может сделаться таким же поэтом, как Пушкин». Эта детская аргументация, детская и по теме своей, и по способу выполнения, могла подействовать на детские части общества, но она как-то в сущности не задевала и не касалась самого Пушкина. Так его понимают — ну, что ж, всякий в понимании волен и качества понимания лежат на ответственности каждого.