Дельфины дома не оказалось, и Марсиаль постучал к мадам Сарла. Она сказала, что на кухне его ждет холодный ужин.
— Вот они, современные нравы! — воскликнул Марсиаль с наигранным возмущением. — Мадам отправилась в свой клуб, дети принимают гостей, а труженик отец вынужден довольствоваться холодными объедками на кухне, словно какой-то пария. Придется навести порядок!
— Боюсь, тебе это не удастся.
— Ты еще не знаешь, на что я способен. Когда я повышаю голос, в доме все дрожат.
— Возможно, но это ни к чему не ведет.
— Значит, ты считаешь, что я слабый человек, что я позволяю водить себя за нос?
— Я считаю, что ты такой же, как и все современные мужчины.
— То есть?..
— Ты отказался от власти, — произнесла мадам Сарла невозмутимо, не отрывая глаз от вязанья.
— Да вовсе нет! Вот еще выдумала — «отказался от власти»! Но даже если предположить, что я, скажем, предоставил детям излишнюю свободу, то я в любой момент могу их снова прибрать к рукам.
— Нет, уже поздно. По нынешней жизни — поздно.
— Честное слово, можно подумать, что тебя это радует.
— Радует — это чересчур. Но признаюсь, меня это развлекает.
— Что же именно?
— Да все! — И спицей, которую она держала в правой руке, мадам Сарла неопределенным жестом как бы указала на очевидные для нее в окружающем мире симптомы всеобщей деградации, начиная хотя бы (взгляд ее устремился на пол) с гула голосов и всплесков синкопированной музыки, доносившихся из гостиной.
— Ты считаешь, мир сошел с рельсов?
— Открой глаза, погляди вокруг. Но вы сами во всем виноваты. Все ваши мысли заняты только роскошью и удовольствиями. И вот результат: никому ни до Кого нет дела. Семьи больше не существует. Остальное не замедлит последовать.
— Короче говоря, по-твоему, начинается полный распад?
— Называй как хочешь.
— Ты уж слишком пессимистка.
— Но повторяю, меня это совершенно не огорчает. Напротив, зрелище весьма интересное. А раз вы сами от этого не страдаете, почему же я должна терзаться?
Марсиаля всегда поражали и забавляли формулировки мадам Сарла.
— Не очень-то христианские чувства…
— Что ты заладил про христианские чувства, — сказала она с легким раздражением в голосе. — Ты так и норовишь напасть на меня с этого бока. Быть христианкой вовсе не означает плакать с утра до вечера.
— Конечно, но это означает, что надо испытывать жалость, а если ты развлекаешься, глядя, как мир мчится к своей гибели, то…
— Бог справедлив, он отличает своих.
Марсиаль решил на время оставить эту тему. С мадам Сарла, о чем ни заговори, сразу скатываешься на метафизику. Стоит ей задать самый невинный вопрос о том, что сегодня на обед — и — хоп! — следующая реплика уже не иначе как о светопреставлении или эволюции рода человеческого.
