- Вера, - сказал Н.-В.. И он сказал это издалека, как будто он был очень далеко от нее.
И Вера сказала: "Что?"
И он опять сказал: "Вера". И голос его был еще дальше. Он действительно что-то взял из Веры и унес с собой просто куда-то невозможно далеко.
- Я не слышу, что? - сказала Вера.
- Вера, - сказал он, и голос его оборвался, потому что там, где не было даже голоса, там, кажется, вообще не было понятия о звуке, то есть просто ни звука там не было, и все.
5
А летом очень странная жизнь. И страшная. Все куда-то разъезжаются отдыхать. Остается свободная площадь. Воспользоваться и сломать жизнь. Она отнимает свободу, твою собственную, эта площадь, площадь - это обман. Самообман. Это ловушка. Закрыть дверь и тоже уехать. И выбросить ключи. Уехать к маме. К дочке. К мужу. Вера открыла дверь - никого нет. Дверь закрылась. Ловушка. Она сидела-ела-запивала-умывалась-ложилась, и она подумала, что ей жутко страшно.
Нижин-Вохов должен был позвонить и сказать. Сказать и приехать. Приехать и остаться. И могло начаться. И могло плохо кончиться. И она подумала, что ни за что не будет с ним говорить, если он позвонит. Но даже если будет говорить, то ни за что не разрешит приехать. Но даже если разрешит приехать, то ни за что не разрешит остаться. Но чтобы этого ничего не было - можно сразу уйти. Но раз все равно этого ничего не будет - можно и остаться.
- Нет, - сказала она, когда он позвонил, - лучше завтра, я сегодня не могу.
- Я тебе перезвоню, - сказал он, - плохо слышно. - И он повесил трубку.
Теперь она ждала его звонка, чтобы сказать ему, чтобы "он точно не приезжал. Но звонка не было. Но почему? И через час она забеспокоилась, почему всё-таки нет звонка. И когда он наконец позвонил и сказал, что он рядом с ее домом, что он на машине и что ему быстрее было подъехать, чем звонить, все это было так правдоподобно, что она сказала: "Ладно".
И он вошел. И уже было поздно говорить, когда он взглянул. Потому что у него был такой взгляд, который действовал на Веру, то есть с самого начала, с самого первого раза, и был этот взгляд (с первого взгляда), и именно из-за этого взгляда все и случилось. И он опять так взглянул. Взглянул - и только потом уже посмотрел. А потом уже стал смотреть. И она рассматривала его. Зато она имела право его обидеть, то есть она могла ему все сказать. И он обязан был это выслушать и не умереть. И не убить за это. И продолжать любить. Она могла с ним делать все, что угодно. Потому что они были равны каждый в своем чувстве. И ей казалось, что она его любит не больше, чем он ее, а что даже он ее любит больше. Но все равно это было страшно. И ей было все равно страшнее.
