Ломоносов - Наполеону
Любовь есть склонность духа к другому кому, чтобы из его благополучия иметь услаждение.
Ломоносов - Пушкину
Животных природа на два пола разделила - на мужеский и на женский. Оттуда и имена их во многих языках суть двух родов: господин, госпожа; муж, жена, орел, орлица. Пристойно кажется, чтобы бездушным вещам быть ни мужского, ни женского, но некоего третьего рода, каков есть у нас род средний: море, небо, сердце.
Пушкин - Вяземскому
Правда ли, что Баратынский женится? боюсь за его ум. Законная пизда - род теплой шапки с ушами. Голова вся в нее уходит.
Пушкин - Вяземскому
Когда-то свидимся! Заехал я в глушь Нижнюю, да и сам не знаю, как выбраться? Точно еловая шишка в жопе; вошла хорошо, а выйти так и шершаво.
Гоголь - Жуковскому
и полетел я в мою душеньку, в мою красавицу Италию. Она моя! Никто в мире ее не отнимет у меня! Я родился здесь. - Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр - все это мне снилось. Я проснулся опять на родине...
Пушкин - Вяземскому
Грех гонителям моим! И я как Андре Шенье могу ударить себе в голову и сказать:
"Извини эту поэтическую похвальбу и прозаическую хандру. Мочи нет сердит: не выспался и не высрался".
Пушкин - Вяземскому
Мы живем в печальном веке, но когда воображаю Лондон, чугунные дороги, паровые корабли, английские журналы или парижские театры и бордели, то мое глухое Михайловское наводит на меня тоску и бешенство.
Пушкин - Вяземскому
Жуковский со смехом говорил, что говорят, будто ты пьяный был у девок, и утверждает, что наша поездка к бабочке-Филимонову, в неблагопристойную Коломну, подала повод к этому упреку. Филимонов, конечно, пиздюкъ, а его бабочка, конечно, рублевая парнасская Варюшка, которую и жалко, и гадко что-нибудь нашего ебануть. Впрочем, если б ты вошел и в неметафорический пиздежъ.
Пушкин - Вяземскому
Конечно, я бы не допустил к печати ничего слишком горького, слишком озлобленного. Но элегическую хуйню - жопе позволено сказать, когда невтерпеж приходится благородному человеку.
Пушкин - Вяземскому
Я начал также еть; на днях испразнился сказкою в тысяча стихов, другая в брюхе бурчит.
Пушкин - Дельвигу
Плетнев, наш мизантроп, пишет мне трогательное письмо; жалуется на меня, на тебя, на твой гран-пассианс и говорит: "мне страшно думать: это люди!" Плетнев, душа моя! что тут страшного? люди - сиречь дрянь, хуйня. Плюнь на них, да и квит.
Пушкин - Дельвигу
Я совершенно разучился любезничать: мне также трудно проломать мадригал, как и целку.
