Если мне случалось идти с ним по городу, детишки тут же начинали кричать ему вслед: «Крючок! Крючок!..» Но Костардье не обращал на них никакого внимания. Я же из уважения к нему не смел обернуться и отчитать проказников. Никто не знает, привез ли он это прозвище с собой, или оно родилось на наших мостовых, да и какое это имеет значение? Важно то, что у нас не хотели его звать иначе, уж больно прозвище подходило этому невзрачному, опустившемуся человеку, совсем непохожему на судейского чиновника.
На улицах Совиньяка можно услышать немало всевозможных историй про Крючка. Я расскажу лишь две из них, за достоверность которых ручаюсь.
Однажды в кафе к следователю, сидевшему за столиком, подошел какой-то фермер и, хлопнув его по плечу, сказал:
— Дружище, хочешь заработать? Я бы тебя нанял на время жатвы. Мне твоя рожа понравилась.
Крючок ничуть не обиделся, не рассмеялся и совершенно спокойно ответил:
— Я работы не ищу. Я следователь.
Об этом забавном случае мне рассказал владелец кафе. А вот свидетелем другой истории оказался я сам. Однажды нас посетил префект департамента, и мы все были приглашены на прием. И тут Крючок, который, судя по слухам, сам был сыном префекта, вдруг обнаружил, что у него нет приличного платья, чтобы предстать перед таким высоким лицом. За пятнадцать минут до начала приема он побежал в магазин покупать себе костюм.
Жил Крючок по раз и навсегда заведенному распорядку. Просыпался без четверти восемь. Завтракал на кухне домовладельцев, у которых снимал меблированную комнату. Ровно в девять он являлся во Дворец правосудия, предварительно купив по дороге изрядное количество газет. И зачем ему нужно было столько газет, если его ничто на свете не интересовало? Мы никогда об этом не говорили, и непохоже было, чтоб он интересовался политикой и прочими мирскими делами. В двенадцать следователь выходил из своего кабинета с кипой газет под мышкой и отправлялся в дешевый ресторанчик на площади Форай. Здесь он столовался. Никогда и ни с кем Крючок не перебросился словечком — ни с хозяевами, ни с официантами, ни с завсегдатаями. Он молча усаживался за свой столик, раскладывал на клеенке свои журналы и газеты и читал их во время еды. Говорят, что читал он их очень внимательно. Это были в основном ежедневные газеты, но попадались и еженедельные иллюстрированные журналы, была даже газета, посвященная кино. Отобедав, Крючок продолжал свое чтение за рюмочкой рома в кафе «Предприниматель», что напротив церкви. А вечером, после ужина, он со своими неизменными газетами шел в кафе «Республика». Ну а что же он делал, когда ему надоедало читать? Должен отметить, что Крючок и тогда не стремился к общению с людьми. Он просто сидел в неуютном кабачке среди любителей выпить и азартных карточных игроков, погрузившись в какие-то свои мысли. У этих заведений в нашем городе есть одна любопытная особенность: в каждом из них на стене непременно висит фотография знаменитого боксера Атсеги (чемпиона Европы в полусреднем весе, дважды посягавшего на мировой титул). Так что единственное, чем мог любоваться наш следователь во время своих вечерних раздумий, был этот великий боксер, запечатленный фотографом в оборонительной позе. И все же Крючок не уходил, а, казалось, застывал за столиком, как тот чемпион на своей фотографии. Несколько раз официант наполнял его рюмку. Затем он поднимался и шел спать. Шел нетвердым шагом, но, как я уже отмечал, вряд ли виною тому было только спиртное.
