— Извините… Сделайте так, чтобы я не сталкивалась у вас в доме с И.
Одновременно и он попросил меня о том же, но не прошло и полгода, как они официально поженились. С тех пор я ни разу не видел Н.
Вскоре после женитьбы И. сказал:
— Н. продолжает заниматься английской литературой как самостоятельная личность, а не как моя жена.
Не знаю, оказывал ли он ей помощь, так или иначе Н. опубликовала множество работ, показав себя превосходным специалистом в области женской этой литературы, вот и этой весной, несмотря на преклонный возраст, она издала объемистое исследование, порадовав всех интересующихся английской литературой. Но даже среди ее читателей, кажется, немногие знают, что она жена господина И. А тот доволен тем, что, насколько возможно, способствовал успеху жены.
Так я думал, но старый клен возразил мне:
— Ошибаетесь, сэнсэй… Видите ли, он, конечно, был счастливым человеком… Но при этом заботился только о своем счастье, не стремясь осчастливить других… Даже если речь шла о жене… Он решил для себя: наверное, она счастлива… Иными словами, счастливым может быть человек, который счастлив сам по себе и не обращает внимания ни на что другое. Изучение английской литературы, литературная деятельность — все это не так уж его интересовало, для него счастье было в том, чтобы каждый день обязательно прошвырнуться по Гиндзе, а что он приобретет благодаря этому — не важно.
Он часто навещал вас в вашем кабинете, сэнсэй, и почти час болтал о том о сем, такие разговоры доставляли счастье ему, но как их воспринимаете вы, его совершенно не заботило, должно быть, он порой причинял вам беспокойство.
— Нет, мне всегда было приятно, я слушал его внимательно.
— Это потому, что у вас добрая душа.
— Так или иначе, но при мысли о том, что больше не услышу его, мне становится одиноко, моя жизнь как будто стала темнее.
— На этом закончился ваш двадцатый век, сэнсэй.
— Что? Ты говоришь, двадцатый век закончился?
— Да ведь вы, сэнсэй, уже давно живете в двадцать первом веке. Разве не так?
…
— Как бы там ни было, такого рода счастливые люди, как он, случаются редко… Так что, сэнсэй, помолитесь о его загробном блаженстве. Мы, деревья, посовещавшись, тоже помолились о нем.
Таких друзей у меня больше не будет, подумал я, и невольно к глазам подступили слезы — как же печально, что он скончался!
Было время ужина. Ужин только вдвоем с дочерью в обширной столовой, когда снаружи не доносится ни звука, навевает не столько спокойствие, сколько грусть.
