Это все или ничего? Фигура уже повернулась, чтобы скрыться за деревом. Качающаяся голова задела ветки и исчезла. Стайка лепестков опустилась, порхая, на древесные плечи.
— Ты меня слышишь? — произнес голос за спиной.
Вор не оглянулся. Прищурившись, он продолжал смотреть на дерево и пытался отделить реальность от иллюзии. Но человек, кто бы он ни был, исчез. Конечно, это не русский лейтенант — здравый смысл против такого восставал. Васильев мертв, его нашли лежащим вниз лицом в канализационной канаве. Его тело, наверное, уже отправили к дальней пограничной заставе Российской империи. Его здесь нет, его не может быть здесь. Но вор чувствовал острую необходимость выяснить, кто этот незнакомец, схватить его за плечо, заставить обернуться, вглядеться в лицо и убедиться, что он — не Константин. Однако поздно: вопрошавший за спиной вора крепко взял его за руку, требуя ответа. Ветви дерева перестали качаться, лепестки прекратили падать, огромная фигура исчезла.
Вор вздохнул и повернулся к тому, кто задавал вопросы.
Человек, стоящий перед ним, приветливо улыбался. Это оказалась женщина в подвязанных веревкой штанах, которые были ей чересчур велики. Больше никакой одежды. Голова полностью выбрита, ногти на ногах накрашены. Потрясение от вида дерева соединилось с удовольствием от созерцания ее наготы. Блестящие полушария грудей были совершенны, и вор почувствовал, как его кулаки разжались, а ладони затрепетали от желания дотронуться до этого тела. Однако столь пристальный взгляд мог показаться слишком откровенным Он вновь посмотрел на лицо женщины, желая удостовериться, что она по-прежнему улыбается. Она улыбалась; но вор пристальнее вгляделся в ее лицо и обнаружил: то, что он принял за улыбку, было постоянным выражением ее изуродованного лица. У женщины не было губ — вместо них обнаженные десны и зубы. На ее щеках остались ужасные шрамы от ран, повредивших сухожилия, из-за чего рот оставался открытым. Она выглядела жутко.
— Ты хочешь… — начала женщина.
«Хочу?» — подумал он, снова мельком взглянув на ее грудь.
Эта небрежная нагота возбуждала его, несмотря на изувеченное лицо. Однако мысль об обладании ею внушала ему отвращение — оргазм не стоит того, чтобы целовать этот безгубый рот. Но если она предложит, он согласится, и к чертям отвращение.
— Ты хочешь… — повторила она снова своим неопределенным голосом, ни мужским, ни женским Она не могла четко выговаривать слова без помощи губ. Однако ей удалось закончить вопрос: — Ты хочешь сыграть в карты?
