Уже почти стемнело, когда он закончил. Наступала черная дождливая ночь. Пора, подумал он.
Он аккуратно установил стул, влез на него и дотянулся до веревки. Петля висела, пожалуй, высоковато, и ему пришлось встать на цыпочки, чтобы затянуть ее вокруг шеи. После некоторых стараний он ее приладил. Едва он почувствовал, что узел начинает врезаться в кожу, он прочел молитву и оттолкнул стул.
Паника пришла незамедлительно. Руки, которым он всегда доверял, предали его в этот жизненно важный момент: они взметнулись вверх и попытались растянуть веревку. Первоначальный рывок не сломал его шею, но хребет, как гигантская гусеница, вшитая в спину, отчаянно извивался, вызывая спазмы в ногах. Боль влияла мало, настоящий ужас шел от неспособности контролировать себя, от запаха опорожнившегося в чистые брюки кишечника, от пениса, напрягшегося без единой похотливой мысли; пятки брыкались в воздухе в поисках опоры, пальцы скребли веревку. Тело внезапно перестало ему принадлежать, оно протестовало, оно не хотело умирать.
Но попытки спастись были напрасны. Он спланировал все слишком тщательно, чтобы в последний момент дело сорвалось. Петля затянулась крепко, подергивания гусеницы ослабевали. Жизнь, как незваный гость, уйдет очень скоро. Его голову наполнили шумы, словно (как ему казалось) он находился под землей и слышал звуки с поверхности.
I Порох движения, грохот гигантских скрытых водостоков, рокот осыпающихся камней. Брир, великий Пожиратель Лезвий, знал землю очень хорошо. Он слишком часто хоронил в ней мертвых красавиц. Он набивал ею рот в качестве покаяния за вторжение и жевал ее, пока засыпал их бледные тела. Сейчас земные звуки уничтожали все — его судороги, музыку по радио, гул транспорта за окном. Свет тоже исчезал, кружева темноты окутывали комнату, предметы пульсировали. Он знал, что это крутится перед глазами — вот кровать, за ней шкаф, теперь раковина, — но их силуэты медленно гасли.
Внезапно свет погас, и смерть опустилась на него. Ни потоков сожалений, сопровождающих конец, ни моментально прокручивающейся истории жизни, омраченной виной. Просто темнота, потом еще более глубокая темнота, а затем темнота настолько глубокая, что ночь показалась бы ярким светом по сравнению с ней. Вот и все; как просто.
Нет; не все.
Далеко не все. Комок неприятных ощущений опустился на Брира, вторгся в интимный мир его смерти. Легкое дуновение согрело лицо, раздражая нервные окончания. Тяжелое дыхание навалилось на него, без приглашения ворвалось в вялые легкие.
