Но это была невинная забава; ведь младенец уже умер, а мертвые не испытывают страданий. В городе практиковались и иные забавы, а в качестве сырья для них использовали живых. Для страждущих и платежеспособных действовал рынок человеческой плоти. Оккупационная армия, уже не занятая в сражениях, заново открыла для себя секс, и это приносило выгоду. За полбуханки хлеба вы могли купить одну из беженок (столь юных, что у них едва проступали груди), чтобы использовать вновь и вновь под покровом темноты; их жалобы оставались без ответа или прерывались ударом штыка, когда девушки теряли привлекательность. В городе, где погибли десятки тысяч, на обыденные убийства смотрели сквозь пальцы. На несколько недель, пока один режим не сменился другим, все стало возможно, ничто не наказуемо; исчезло табу на грех.
В районе Золибожа открылся публичный дом с мальчиками. В подпольном салоне, увешанном трофейными картинами, к услугам любого желающего были малолетние проститутки шести-семи лет, очаровательно худенькие от постоянного недоедания или пухлые — на любой вкус. Заведение пользовалось успехом среди офицеров, но стоило слишком дорого, как слышал вор, для низших чинов. Очевидно, доктрина Ленина о равенстве не распространялась на педофилию.
Спорт — своего рода — обходился гораздо дешевле. В том сезоне особой популярностью пользовались собачьи бои. Бездомных дворняжек, которые возвращались в город в поисках пищи и хозяев, отлавливали, откармливали до бойцовской силы и стравливали друг с другом насмерть. Отвратительное зрелище, но любовь к азартным играм и пари влекла сюда вора снова и снова. Однажды ночью он выиграл значительную сумму, сделав ставку на низкорослого, но хитрого терьера; тот победил пса раза в три больше самого себя, когда выгрыз противнику яички.
А если интерес к женщинам, мальчикам и собакам угасал, имелись и другие, эзотерические удовольствия.
В голом амфитеатре, откопанном из-под развалин замка Святой Марии, вор посмотрел первую и вторую части «Фауста» Гете в исполнении одного неизвестного актера. Хотя немецкий вора был далек от совершенства, представление произвело на него чрезвычайное впечатление. Он достаточно хорошо знал сюжет, чтобы следить за действием: договор с Мефистофелем, споры, колдовские трюки, а затем, после обещанного проклятия, отчаяние и ужас. Всех стихов он не разобрал, но одержимость актера двумя ролями — сейчас он искуситель, а в следующий миг искушаемый — столь впечатляла, что вор покидал амфитеатр потрясенный.
