— Тише, чистюля!
Если бы на месте гвардейца был кто-то из наёмников, то он уже валялся бы на земле с открученной головой. Прецеденты бывали.
— Отпусти его! — крикнул один из разведчиков, инстинктивно поднимая оружие.
Наёмники не замедлили сделать то же самое: лязг затворов, стук металла о металл, встревожные голоса — и вот уже спустя секунду две группы стоят и держат недавних союзников на прицеле, напряжённо глядя на командиров в ожидании приказа, и пытаются друг друга переорать.
— Опустите оружие!
— Тише!..
— Успокойтесь все!
— Стволы убрали, вы..!
Табас, оказавшийся за спинами сослуживцев, неосознанно сделал шаг назад, дабы между ним и гвардейцами оказалось достаточно тел, готовых принять на себя пули.
— Серж, да отпусти ты убогого! — громко сказал кто-то, и обернувшийся Табас увидел солдата с перебинтованной головой. — Видишь, что он не в себе? И успокойтесь все! Не хватало только перестрелять друг друга. Радуйтесь, что живы остались.
Табас подумал, что Роби пошлёт выскочку подальше, однако тот, пару мгновений подумав, кивнул и выпустил разъярённого гвардейца, который, к сожалению, не оценил высокого жеста. Едва оказавшись на свободе, командир взревел, выхватил пистолет и приставил его к голове обидчика.
— Бросайте оружие! Иначе стреляю! — приказал он наёмникам. — Парни, — повернулся к своим, — держите их на прицеле!
Табас нервно хихикнул, представив, как Вольные начинают наперебой упрашивать гвардейца, чтобы тот поскорей вышиб Роби мозги.
— Спасибо, Иба́р, — прошипел сержант, злобно глядя на своего перебинтованного советчика.
— Оружие на землю, я сказал! — продолжал вопить обезумевший гвардеец, не понимавший, что только усугубляет ситуацию. — Вы будете отданы под трибунал за невыполнение приказа!..
Позже Табас не мог вспомнить, кто первым открыл огонь, но было совершенно точно ясно, что начал всё Роби, который терпеть не мог моменты, когда в него тыкали стволом и угрожали отдать под суд. Он снова попробовал провести болевой приём, но в этот раз неудачно — и резкое движение сыграло с сержантом злую шутку.
Оглушительно загремели выстрелы и Табас тут же упал, закрывая голову ладонями, крича от ужаса, силясь обогнать гравитацию и очутиться внизу как можно быстрее. Ожесточённая перестрелка «стенка на стенку», когда две стороны обмениваются свинцовыми подарками на расстоянии плевка, разрывая друг друга на части, была последним, в чём он хотел бы принять участие.
Пальба стихла так же внезапно, как и началась, но Табас продолжал орать от осознания, что, стоит ему поднять голову, как её тут же снесут. Он ожидал чего угодно — ударов, одиночного выстрела в затылок — словом, самого плохого, поэтому не понял, чего от него хотят, когда кто-то легонько потряс его за плечо и сказал:
