— Если ты голодна, у меня есть немного еды с собой.
Она тяжело сглотнула.
В эту минуту, смотря на нее, я приложил все силы, чтобы отстраниться от всего, запуская руки в свою ледяную сущность и подавляя все имеющиеся человеческие эмоции.
— Но сначала мне кое-что нужно от тебя.
Она снова схватила эту чертовую собаку.
Я ненавидел, как она обнимала ее, ища в ней поддержки, того, что я не мог ей предоставить.
Я звонко свистнул.
Болли автоматически отшатнулась в сторону, оставляя Нилу в одиночестве на клетчатом пледе.
Она опустила плечи, с неподдельной тоской глядя на собаку. Медленно та сила, которую я видел в ней ранее, опять воспрянула к жизни; ее взгляд настиг мой.
— Отлично. Что ты хочешь?
«Все», — бился ответ в моей голове.
Все части меня, которые я так глубо прятал от всех окружающих, думая, что они уже умерли, заискрились разными красками, но главная эмоция — обладать.
— Ты кое-что задолжала мне.
Ее глаза расширились.
— Прости?
Я опустился на корточки, удерживая равновесие на пальце руки которым уперся в землю. Мое сердце отбивало тяжелые удары.
— Я кое-что подарил тебе в столовой. Помнишь?
Ее губы скривились в отвращении.
— Ты дал мне своего отца и двадцать твоих так называемых братьев.
Я покачал головой.
— Нет, я дал тебе больше. Я подарил тебе свободу. Я забрал воспоминания о них и подарил тебе частичку себя. Наше общее воспоминание, наше первое воспоминание. — Я жадно смотрел на нее, слюна заполнила мой рот, когда я вспомнил ее божественный вкус на своем языке.
Понимание настигло ее.
— Ты не серьезно. Ты хочешь, чтобы я отплатила тебе за то одолжение?
Я сжал руки в кулаки.
Она покачала головой.
— Ни за что. Ты ненормальный.
Ненормальный?
Не сможет сделать этого?
Я сделал все возможное, чтобы быть более человечным с ней. Я говорил мягко, обдумывая каждое слово. Я был милосердным и боролся со всем, во что превратился, со всем, во что должен превратиться.
Я как раз-таки был ни капли не сумасшедшим.
— Тебе правда не следовало этого произносить, — пробормотал я.
Она знала, чего я ожидаю. Я сказал ей все четко. Это не моя вина, что она настолько глупа. Я предупреждал ее, никогда не сметь поднимать вопросы психического здоровья. Я не собирался терпеть этого от девушки, которая отказывалась понимать, что весь мир — это гребаные мудаки, а не герои сказок.
«Накажи ее», — кричало все во мне.
Я встал, возвышаясь над ней. Двигаясь вперед, я схватил кнут, который лежал на самом верху сумки, ударив рукоятью по ладони, я жестко процедил сквозь зубы:
