Сказки Мухи Жужжалки | страница 73



Раз уж так всё сложилось, не будем дитя томить. Давай я вместе с ним и с тобою слетаю к вам домой, и в колыбельку уложу, нежно, как родимая матушка. Убаюкаю. Вроде бы как печаль его сиротскую развею.

Уж такая сердечная девушка – дочка царская! Хорошая, добрая девушка, хоть и царевна!

И опять превратилась Луняша в Чудь-птицу-рыбь небывалую, а царевна с дитём в руках верхом меж ее крыльев уселась. Так вот и полетели они во дворец Хранителя всея Луны – родного отца Луняры и ее братика. Летели, летели и до самой Луны долетели. Там Луняра братика, дитя совсем зелененькое, спать уложила, спев ему колыбельную, которую ей матушка в детстве пела. И уж очень понравилось царевне в лунном дворце. Понимает, конечно, что царь-батюшка там, на Земле, в тревоге и печали пребывает, а от дитяти душой оторваться не может.

Но раз прибыл Афоня пред ясные очи Хранителя всея Луны и честно перстень вернул, испытания тяжкие превозмог – искупил вину, что на чужое позарился, значит теперь можно и домой возвращаться. И царевну во дворец проводить заодно. Ведь не по своей охоте, а по царскому указу в путь далёкий пустился. Пора отчитаться – честь по чести доставить домой беглянку. Долг перед царём и отечеством выполнить.

– Совесть очистил! Пора и честь знать – домой, на Землю возвращаться! – решил Афоня, ловя умолкающие чарующие звуки голоса Луняры, даже немного жалея, что окончились её танец и пение, которыми поведала она, с чего всё закрутилось-завертелось.

Афоня обернулся лицом к Хранителю всея Луны и с искренним почтением поклонился ему. Афоня хотел сказать все, что думает, что нужно бы ему царевну домой к батюшке доставить, а ему пора откланяться. Но Хранитель, словно прочел его мысли об этом, развёл руками и тоже в ответ запел. Да так, что от звуков голоса его рождались вихри. Эти вихри охватили Афоню, завертели. И он будто бы провалился сквозь дворцовый пол. Потом что было, Афоня помнил смутно. Только нежные звуки, похожие на колыбельную, то баюкали, то пробуждали его. А он всё летел, куда-то вглубь неведомой звездной тьмы, в самую сердцевину Луны. И вдруг шлёпнулся в озеро, словно сквозь плотные облака провалился на поверхность Луны. Тёплое, пахнущее, как парное молоко. Пригляделся. Зачерпнул пригоршню и подивился. Это и впрямь оказалось парное молоко. Вкусное и дивно пахучее. Тут вдруг он услышал детский плач и ласковый девичий голос:

– Баю-баюшки-баю! Не ложися на краю! Тихо, малыш, не плачь!