– Афоня! Эй! Афанасий!!! Поди-ка сюда!
Молнии из-под крыл её бьют об пол, в мелкие искорки разбиваются. Народ в страхе расступился, к стенам дворца в оторопи жмётся. А Афоне что-то уж ничего не страшно стало. Сам он уж столько повидал, что надоело ему бояться.
– Ну, вот он я! Весь тут! Что надо? – отвечает Афоня, подойдя поближе. И чудище произнесло, вернее – торжественно пропело гулким голосом неслыханной красоты:
– Свидетельствую перед всем честным народом, что не виноват Афанасий в исчезновении царевны. А вот в чём повинен Афанасий, так это в похищении у меня перстня моего заветного! В день моего совершеннолетия мне его батюшка мой подарил! И хранить поручил! Покажи, Афанасий, перстень царю! Да потри камень, чтобы все убедиться могли, что он волшебный! И что чудеса творить моему перстню дело привычное! – обратилось чудище к Афоне.
Афанасий попытался перстень снять, чтобы чудеса во всей красе показать, да и вернуть его чудищу от греха подальше. А перстень словно врос в палец Афони. Не снимается.
Подбежал царь к Афоне и говорит:
– Ладно. Не болтай!!! Три перстень! И скорей чудеса показывай!
Афоня потёр самый яркий камень, украшавший перстень. И появилось облако. Оно уплотнилось и растянулось, вроде как скатерть натянутая, сама собой в воздухе зависшая. А на ней картины нездешней жизни разворачиваться стали, как живые, словно видение дивное. Цветы красивые, огромадные, как деревья, на берегу белой реки. От той реки веяло духом парного молока, и весь тронный зал обволокло тем духом. Вдоль той реки царевна прогуливается. Цветы высоченные распускаются, словно от любопытных глаз царевну закрывают. А в серёдке, видимо, лакомство какое-то лежит. Потому что царевна время от времени туда заглядывает и достаёт оттуда что-то. И этим чем-то угощается к своему явному удовольствию. Хотели все и Афоня приглядеться, что же такое в цветке упрятано, да только таять стало изображение, а вскоре и вовсе растаяло.
– Да как же вернуть домой мою доченьку? – простонал царь сквозь слёзы.
– А ты, царь-батюшка, отправь за царевной Афоню! Он и приведёт царевну домой! – ответило чудище неожиданно нежным девичьим голосом.
– Да где же я её искать буду? – изумился Афоня.
– А это тебе ведунья-вещунья, что сидит на берегу Хрусталь-реки, и подскажет! – ответило чудище.
– Кто такая?! Где её искать?! Что за Хрусталь-река такая??? А подать сюда ведунью-вещунью!!! – завопил царь.
Но эта Чудо-Птица-Рыбь только крылами взмахнула и даже не взлетела, а просто растаяла. Исчезла. Только светильник со всеми ста свечами, вмиг погасшими, под сводом тронного зала покачивался на глазах изумленного народа. Одно только пёрышко, медленно кружась, опустилось на пол прямо у ног Афони. Лежит и сверкает. Народ замер в изумлении. А перышко полежало и ни с того ни с сего вдруг увеличиваться стало. И превратилось в чалму восточную, украшенную этим же пером. А потом, точно гриб из-под земли, под этой чалмой человечек с длинной седой бородой вырос в восточном халате. Он протирал, как спросонок, глаза. Сам изумлялся, как сюда попал и не по-нашему лопотал. Царь к нему подбежал, за грудки схватил его. Трясёт его и спрашивает:
