– К моменту освобождения русского народа от крепостного рабства он приобрел худшие качества, которые несет рабство вообще, – рассказывала Елена. – Историк Кавелин указывал на склонность русских к воровству, обману, плутовству, пьянству, на дикое и безобразное отношение к женщине. Вам приведут множество примеров жестокости и бесчеловечия русского народа, писал Кавелин.
– И не верьте рассказам о русском смирении и покорности, – говорила Елена, – это не смирение, это ипохондрия. Обратной стороной этого так называемого смирения являются необычайное русское самомнение и крайне болезненное самолюбие, – Фрейд определил бы это как особого рода психопатию, основанную на скрытых патологических комплексах…
Я позволил себе не согласиться с моей собеседницей и сказал, что русский народ совершил немало великого, а его огромный вклад в мировую культуру – несомненен.
Глаза Елены сердито блеснули и она живо возразила:
– Если вы вспомнили о деятелях нашей культуры, то и они признавали, что в русском народе крепко сидит сознание раба. Пушкин писал:
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.
Другой наш поэт, Лермонтов, сказал еще более резко:
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ.
Чернышевский говорил (вы слышали о нем?): «Нация рабов – сверху донизу все рабы».
Чехов признавался (уж о нем-то вы слышали!), что по капле выдавливал из себя раба, – сколь же капель надо выдавить из русского народа, чтобы из него вышло рабство! Русский народ так никогда и не был свободным, за исключением двух коротких периодов: с февраля по октябрь 1917 года и в конце 1980-х годов, на финише горбачевской перестройки. Слишком мало, чтобы воспитать нацию свободных людей! А власть всячески мешает этому и вместо того, чтобы помочь народу избавиться от рабства, поддерживает у нас рабское сознание. Власть не хочет вести с народом диалог о свободе; действия власти представляют собой маневры, в которых череда отступлений сменяется неприкрытым насилием. Впрочем, чему удивляться, если во главе нее стоит человек, вышедший из самой страшной в мире тайной полиции, которая погубила миллионы граждан своей страны! Это enfant terrible (ужасное дитя. – Э.Ф.) коммунистического монстра, жестокого, бесчеловечного и лживого.
* * *
Пораженный столь темпераментным рассказом, я должен был отчасти согласиться с доводами Елены. Прибавьте к этому постоянную надежду русских на государство, которое, невзирая на все его жестокости, веками было защитником народа от смертельных внешних угроз. Впрочем, Елена доказывала мне, что угроза с Запада, например, всегда была для русских правителей отличным прикрытиям их неблаговидных дел. Даже когда этой угрозы в действительности не было, о ней постоянно говорили, на нее ссылались, дабы получить карт-бланш на свою деятельность внутри страны.
