- Борис, а помнишь, как мы тогда остолбенели?
Местная достопримечательность перегораживала Садовое кольцо. С проезжей части проезд под башней не просматривался. Таким же узким был объезд. Неудивительно, что в тридцатые годы башню снесли - даже в этом времени здесь постоянно образовывались заторы. Не сберегли потомки такое чудо.
Сразу за башней красовался 'Странноприимный дом Шереметьева'. В другом мире он носил 'грозное' имя 'НИИ имени Склифосовского'. Ильич в который раз оценил гармонию, потом передернул плечами - ему привиделись бетонные коробки института.
Борису эту площадь показал его троюродный брат Славка Егоров. Тот день тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года выдался знойным. Размеренные жарой и пивом, они сидели в скверике против института. Споро разделывая сушеную тараньку, Славка рассказывал, что где-то тут их общие предки держали мясную лавку. Из той родовой линии Борис знал только Егорова и немного помнил свою бабушку, урожденную Колотушкину.
Сейчас Федотову отчаянно захотелось пробежаться по округе и выспросить, где тут находится лавка Колотушкиных. Одновременно в душе поднимался протест: Борису казалось противоестественным увидеть совершенно незнакомых людей, зная, что для кого-то из них он внучатый племянник, а для кого-то и праправнук. От таких мыслей по спине пробежали мурашки. Вместе с тем, он был уверен, что он непременно побывает под Можайском, где в селе Вяземском сейчас проживает двенадцатилетний подросток, будущий георгиевский кавалер войны четырнадцатого года, Степан Гаврилович Федотов.
При въезде на 'Высокий яузовский мост' переселенцы обомлели - до пасмурного горизонта простиралась равнинная одноэтажная Москва. Среди безбрежного моря домов и домишек возвышались купола великого множества церквей. Справа на линии горизонта угадывались башни Кремля.
- Борис, это и есть наша православная Русь!
Патетика в голосе Мишенина излишней не показалась. Федотов был зачарован. Такой же вид открылся ему в декабре две тысячи третьего. В тот день он стоял на берегу Туры, протекающей через центр Тюмени. Его тезка Борис Василевский с гордостью показывал ему свой город. На низком противоположенном берегу до горизонта ютились домишки. Было ощущение, что сквозь них в небо порастают строящиеся купола церквей.
В этот момент Федотов с необыкновенной ясностью осознал, сколь близки эти два мира, как один является естественным продолжением другого. В душе поднялась та же сумятица, что нахлынула на Сухаревской площади.
