— Андрюш, за ягодами пойдешь?
— Мало спелых, да и лодку надо смолить.
— Может, он тоже за ягодами хочет? — спросила Натка.
— Расшиб ведь ногу.
— Возьмет да увяжется.
— Он что, враг себе?
— Слепой сказал: «Посмотрим», глухой сказал: «Услышим».
— А чего? Возьму и увяжусь.
— Я твой лечащий врач, запрещаю.
— Мы женщинам не подчиняемся.
— Кто «вы»?
— У нас не подчиняются.
— Тут женщин нет. Во-первых. Не лги. Во-вторых.
— Порядок такой.
— Идиотский порядок.
— Какой?
— Феодальный.
— Чем плохо?
— Всем.
Андрюша накренил ковш, в нем буро чадила зеркально-яркая смола. Тоненькая жаркая струйка угодила на пеньку, натолканную в щель. Залив шпаклевку варом, Андрюша молча пошел к воротам. Он понимал, что обидит Ильгиза своим холодным уходом, но не мог побороть неприязни.
Калитка тявкнула щеколдой. И опять тявкнула: следом появилась Натка. В раздумье он стоял возле нее. Наверно, надо было сказать Ильгизу какие-то слова?
Шевельнулся, чтобы дернуть ремешок щеколды, завязанный на конце шариком. Шевельнулась и его тень — короткая, скомканная, уродливая. Напомнила ему, что он костляв, слишком широк в плечах и слишком узок в бедрах. Огорчился всего лишь на мгновенье: чего переживать — красивым не станешь. Впервые легко примирил себя с собственной некрасивостью. И подосадовал: как, по-видимому, был глуп, что не мог раньше додуматься до такой обычной мысли?
Над плетнем серебрилась тюбетейка Ильгиза.
— Быстрей. Одному скука.
— Постараемся, — не оглянувшись, ответил Андрей. Под ногу угодила консервная банка. Пнул. Покатилась, взмахивая бумажной лентой с оттиском «Щука в томатном соусе».
Натка шла посредине дороги, из-под желтоватых кед выхлопывалась горячая пыль. Белое платье (красные поперечные полосы до пояса, продольные — на юбке) было перехвачено широким черным ремнем.
Андрюшу проняло запоздалой радостью: Натка в Кулкасово. Будет целый день, а может, два, а то и больше. Это возмутительно, что он до сих пор не чувствовал, какое счастье, что она в Кулкасово! Ильгизка виноват. Кровь… Дунул в волосы. А! Чего тут нехорошего? Наверно, еще смотрит из-за плетня? Ага, стоит, положил подбородок на плетень. Грустны коричневые глаза.
— Ильгиз, лови банку.
— Зачем?
— Нарой червей. Вечером порыбачим.
— Кидай.
— Ты не больно-то падай духом. До реки на тележке довезем. Нат, да?
— Кого другого не повезла бы, Ильгиз славный.
— Правильней — нелепый. Какое лекарство ни попадет под руку, раз — и съел. Для защиты от будущих болезней.
— Впрок, — с проказливой улыбкой сказала она.
